“Наиболее невероятное и ценное для меня впечатление — в этом Старом городе живут люди, этот город — не закрытый Кремль, не мертвые музеи. Мне это нравится, и я этому поражен: люди живут в самой истории, в этих стенах и современной жизнью. Жизнь кипит! Невероятно! — поделился он своими впечатлениями. — И еще у Таллинна запах особый: будто бы свежих грибов, приправленных туманом и мокрым дождем. Причем в солнечную погоду на прошлых гастролях было то же ощущение и тот же запах”.

Есть ли у вас любимый город? Или их много?

Любимое место — город Москва. День-два отсутствую, уже невероятно скучаю. Я приехал в этот город в 1991 году, полюбил его тогда, когда он был разгромлен, некрасив, когда он не блистал красотой. В этом городе все-все продавали: что можно и что нельзя — яйца продавали с валенками, валенки с шапками, матрешки с бутербродами. И тогда я полюбил этот город.

Большая семья для вас — это поддержка или нагрузка?

Каждый человек одинок, художник априори одинок. И знает это, и мечтает о семье, где можно спрятаться, на кого можно положиться.

Эвклид, что бы сделал художник, обладая силой волшебства?

Увидев грустные глаза, сделал бы все, чтобы эти глаза улыбнулись.

Часто ли вам приходится останавливаться? Либо спешить пройти мимо — правильнее?

И простой, и сложный вопрос. Мимолетные ситуации тоже бросают нам вызов. Была такая история однажды в Москве близ Старого Арбата, Дома кино. Машины “склеиваются” пробками. Дорогу переходила молодая девушка. И, вдруг, раздался сигнал, резко затормозила машина. Девушка настолько была ошарашена, что встала, как вкопанная. Из машины появляется лицо известного артиста и вырывается крик в адрес девушки с оскорблениями и требованиями: “Ты что, дура! Не видишь — я еду? Я опаздываю на репетицию! Мне надо на сцену. Уйди отсюда!” Она стоит. И не реагирует. Я вышел из машины и молча встал рядом с ней. Он меня то же узнал. Сделал вид, что не узнал, конечно. И как-то постепенно остыл… Пешеход всегда прав, тем более, девушка же. Жизнь человека во всех ситуациях жизненных — самое важное и приоритетное при выборе решений. Я потом ее уговорил эту ситуацию отпустить и в милицию не обращаться. Вот такая ситуация.

За что вас в детстве хвалили, за что ругали?

За гиперреактивность. Нас было четверо в семье. Если что-то в доме случалось, окликали всегда Эвклида, будь то звон разбитой вазы, плач, смех, — всегда раздавался оклик строгий: “Эвклид! Что случилось???” Но созидалось-то тоже Эвклидом, за что и любили родители — также, как и ругали.

Братья за спину Эвклида прятались?

Младший брат всегда! Он умный, талантливый и молчаливый. Вымалчивал себе и понимание, и прощение! И ему никогда ни за что не доставалось. Совсем младшему не доставалось, потому что маленький, сестра — она девочка, потому все спускалось, младший, как я уже сказал, вымалчивал прощение, а мне как гиперактивному за всех отвечать приходилось. Я был крупный, крепкий, — даже кличку носил “толстяк”, — вот и получал.

За формой и весом приходится следить?

Раньше вообще не обращал внимания. Хотя спорт всегда любил. А сейчас уже приходится: булочки, хлеб… Почему-то в бока уходить норовят. От чего-то отказываться приходится. Да и спорту не изменяю.

Эвклид, немногие актеры любят читать стихи, да еще и в отдельных спектаклях. А вы увлечены сценическими программами поэтическими…

Я всегда, сколько себя помню, жил со стихом! Я жил в греческой семье, мне тяжело давался русский язык. Домашний язык был греческий, музыка в доме звучала греческая. И меня спасали стихи. Так же заучивал прозу. Чтоб объясняться с миром, выражать мысли. Стихи — это такой удивительный музыкальный язык без музыки! Еще в школе я это стал чувствовать, любить стихи, учить. И стихотворениям я обязан поступлению в театральный вуз. Что я знал? Что понимал? А стихи я чувствовал. Они мне помогли в Днепропетровское театральное училище поступить и во ВГИК.

В Таллинне состоялся музыкально-поэтический спектакль с вашим участием. При полном зале. Каковы ощущения?

Я в опере ничего не понимаю, но прихожу, сажусь, начинается музыка, ни одного слова не понимаю, но замираю. Эти голоса завлекают, я наслаждаюсь! Поэзия тоже непростой жанр. Зритель должен быть подготовленным, чтобы понимать смысл и зашифрованные подтексты…

Мне нравятся идеалисты. С ними легко! Реалистов и пессимистов боюсь. Они тянут меня вниз. А идеалисты наоборот. Так и стихи — они удел идеалистов. И я становлюсь сокровенным, возвышенным, романтичным. Сейчас время такое необычное: выйди на сцену, расскажи анекдот и успех обеспечен, ты в успехе, в тренде…

Мне сегодняшний вечер очень дорог (интервью записано 19 октября в Таллинне, после концерта — прим. ред.). Я играю и комедии, и трагедии. И знаю, как сложно поэзией зацепить зрителя, чтобы не ушел, услышал. Для меня, искренне верующего в то, что можно что-то изменить в жизни, важно на спектакле видеть глаза зрителей. Лица помню многие. Игорь Северянин нам помогал.

Есть ли у вас любимые поэты?

Гумилев. Пушкин, конечно! Его завуалированное хулиганство подкупает. Люблю Рождественского. Я “дошел” до Бродского. Я очень хочу уже сделать программу. Ахматову…

Что такое хорошо и что такое плохо?

Равнодушие — самое страшное в жизни. Не подать руки, не простить. Я сам еще не умею прощать. Учусь. Врага своего прощать… самые наши лучшие наши учителя — наши враги. Плохо — не помочь, если можешь… самые важные поступки — невидимые поступки. Хорошо? Когда радуется человек, сопротивляется, борется за каждое мгновение. Жизнь — это то, что происходит сейчас, в эту секунду.

Поделиться
Комментарии