Игорь Костолевский: всегда ищу оправдание своему герою, как в жизни мы ищем оправдание самим себе

23 мая московский Театр им. Вл. Маяковского представит на сцене Концертного дома Alexela спектакль “Пигмалион”, поставленный по знаменитой пьесе Бернарда Шоу мэтром театральной режиссуры Леонидом Хейфецем. В главной роли — народный артист России Игорь Костолевский. В преддверии гастролей с актером беседует Элла Аграновская.

“Пигмалион” — одна из моих самых любимых пьес. Ради текста я готова терпеть не только самый скучный спектакль, но даже самый лихой, имеющий весьма отдаленное отношение к пьесе Бернарда Шоу.

Представление об этой пьесе сильно изменил Джордж Кьюкор, режиссер музыкального фильма “Моя прекрасная леди”. Поэтому многие относятся к ней как любовной, романтической истории — в финале некоторых постановок звучит марш Мендельсона, и главные герои рука об руку идут под венец. Но ведь пьеса Бернарда Шоу — не о любви. То есть, конечно, и о любви, но, в первую очередь — о человеческих отношениях, о человеческом одиночестве, о том, что мы отвечаем за тех, кого приучили, об иррациональности жизни, о том, как люди влияют друг на друга.

При этом сюжет, на первый взгляд линейный: ваш герой, профессор Хиггинс, учит цветочницу Элизу Дулиттл, “девушку из народа”, нормам литературной речи и хорошим манерам. Поначалу это выглядит довольно забавно. Ваш Хиггинс — комический персонаж?

Любой человек, зацикленный на чем-то одном, как правило, смешон. Он комичен, но, наверное, и трагичен. Знаете, гиблое дело — рассказывать про роль. Я не умею рассказывать про роль, и это абсолютно губительно: потом зритель приходит на спектакль, смотрит, сопоставляет увиденное со сказанным — и недоумевает.

Зритель вообще видит свое, часто вовсе не то, что написал драматург, поставил режиссер и сыграл актер.

Но! Истовая увлеченность Хиггинса своей фонетикой определяет развитие отношений с Элизой. Бернард Шоу был убежден: поменяв фонетику человека, можно поменять его характер.

Конечно, можно. Как мы видим, можно даже изменить его жизнь.

При этом Шоу больше привлекали социальные проблемы, он боролся с буржуазной моралью. Наш спектакль — о другом.

Как, в вашем спектакле нет борьбы с буржуазной моралью?

Пусть зритель его увидит — мне кажется, что-то у нас получилось. Прежде всего, у нас замечательный актерский состав: очень хорошая молодая актриса Наталья Палагушкина, которая играет Элизу, Анатолий Лобоцкий — Пикеринг, Юрий Соколов, Ольга Прокофьева Людмила Иванилова, другие актеры. Поставил спектакль мэтр нашей режиссуры Леонид Хейфец — он всегда внимателен к человеку, к его душе, к тому, что с человеком происходит.

“Пигмалион” — спектакль новый, премьеру сыграли в декабре прошлого года.

И мы все время продолжаем над ним работать. Это достаточно непростая пьеса, она не самоигральная, и моя роль не самоигральная. Иногда слышу: “Ну, тебе там нечего играть, потому что это прямо для тебя написано”. Кстати, очень обманчивое стороннее впечатление: чем ближе к тебе роль, тем сложнее найти в ней свое. Найти себя — самое трудное. А когда играешь какую-то характерную роль, и персонаж, кажется, очень от тебя далек, для меня, например, это проще. И что касается Хиггинса тут, конечно, все достаточно сложно.

Надо ли понимать, что Хиггинс вам близок?

Я вообще не могу играть персонажей, которые мне не близки. В самом отрицательном ищу что-то для себя важное. И если персонаж в течение всей роли не произнесет, скажем, слово “мама”, то есть, если в нем нет чего-то родного — мне это неинтересно. Поэтому всегда ищу оправдание своему герою — точно так же, как в жизни мы всегда ищем оправдание самим себе. И Хиггинс тоже, наверное, чем-то мне близок. Иначе бы я за это дело не взялся.

Насколько мне известно, актеры не могут выбирать себе роли. Вы — можете?

Не знаю… Во всяком случае, я доволен тем, как складывается моя жизнь в театре. Сравнительно недавно наш театр возглавил Миндаугас Карбаускис — с его приходом к нам вернулись зрители, вернулась популярность.

Карбаускис делает хорошие спектакли, которые получают “Золотые Маски”. Но дело даже не в премиях — дело в самой атмосфере: актеры заняты, у нас работают хорошие режиссеры. К ним можно по-разному относиться, они делают разные спектакли, но, во всяком случае, в театре есть жизнь и к театру есть интерес.

Давным-давно вы сказали: “Мне дают играть роли романтических героев, а я — характерный актер. Я Хлестакова хочу сыграть!”. Признаюсь, меня это очень удивило. Выходит, сбылась мечта юности?

Если бы я сейчас сказал, что хочу сыграть Хлестакова, читатель нас бы не понял, в первую очередь — меня. Но я действительно очень люблю острохарактерные роли.

И яркий гоголевский персонаж, Подколесин, все же случился.

И потом, я сыграл в “Мертвых душах” Плюшкина. Сыграл в “Кавказском меловом круге” Брехта деревенского писаря Аздака, у меня много характерных ролей. Играю в “Канте” — его поставил Карбаускис по пьесе Ивашкявичюса, там у меня тоже трагикомическая роль. Я вообще люблю трагикомедию. Поскольку жизнь, она разная и всякая, и состоит из смешного, грустного, трагического, мне тоже хочется, чтобы мои герои были неодноплановыми, разными.