Юморист Михаил Церишенко — о закрытии “Кривого зеркала”, пошлости и политическом юморе
Уже в середине апреля вы приедете в Эстонию с концертами. Как часто вы бываете в нашей стране?
Последний раз я был здесь с концертами в рамках шоу “Кривое зеркало”. И в прошлом году были с коллегами, и в позапрошлом. Мы были не только в Эстонии, но и в Латвии, и в Литве. Мы достаточно часто приезжаем, но хотелось бы чаще.
А когда были в первый раз?
Лет 6-7 назад, точнее не скажу. Не потому, что это не запомнилось, а потому, что поездок много и в один момент они сливаются в одну большую поездку.
Какое слово у вас ассоциируется с Эстонией?
Очень внимательный и проникновенный зритель. Лично у меня. В отличие от каких-то других поездок, ваш зритель всегда очень интеллигентно слушает и пытается понять, что мы хотим сказать и донести. Это очень благодатная почва. Для артиста очень важно, когда его не просто слушают, но и понимают.
Большинство людей знают вас благодаря программе “Кривое зеркало”. Причем многие недоумевают, почему ее закрыли. В чем была проблема?
Я считаю, что любой проект имеет свой срок жизни. Передача “Кривое зеркало” существовала 10 лет. Очевидно, что пришло время поменять формат. Художественный руководитель закрыл одно шоу и открыл другое. Ничего вечного нет, все закрывается. И хорошо, что наш проект не умер, а перерос во что-то другое. Каких-то скандалов или уходов с хлопаньем дверью не было.
В чем принципиальная разница между “Кривым зеркалом” и “Шоу Петросяна” (шоу, которое ведет Евгений Петросян и в котором принимают участие звезды “Кривого зеркала” — прим.ред.)?
В “Кривом зеркале” было больше театра, мы стремились найти какую-то середину между театром и эстрадой. Мы пытались делать эстрадные спектакли. Сейчас наклон в сторону шоу и, конечно, акцент больше делается на Петросяна, так как он является руководителем и идейным вдохновителем. Он хозяин своего дома и расставляет мебель так, как ему кажется правильным на сегодняшний день.
Как вы считаете, в чем феномен Петросяна?
В том, что он больше 50 лет работает на сцене. Ему удалось воспитать несколько поколений своего собственного зрителя. Эти поколения росли вместе с Евгением Вагановичем. Поэтому большая часть наших зрителей — люди уже не молодые. Это не молодежная передача, потому что сейчас юмор стал носить более острый характер, он стал стремительнее и жестче.
Современный юмор развивается или, скорее, деградирует?
Конечно, развивается. Просто есть какие-то болезни роста, это присуще любым жанрам. Зритель тоже меняется. Посмотрите, как меняется наша жизнь. Если бы мне лет 20 назад сказали, что я буду из своей квартиры разговаривать с ближним зарубежьем по телефону без провода, то я бы не поверил.
Как вы относитесь к новым юмористическим передачам, таким как Comedy Club? Смотрите?
Если есть возможность, то смотрю. С удовольствием отмечают удачные моменты, вижу, как мне кажется, не очень удачные вещи. Но это нормально. У каждого артиста есть свой зритель. И если говорить о том, что одна передача плохая, а другая хорошая, то я невольно буду обижать тех зрителей, которые эту передачу любят. Какое право я имею это делать? Надо с уважением относиться к людям.
Помимо участия в передаче “Кривое зеркало” вы снимались во многих фильмах. Однако большинство людей воспринимает вас прежде всего как комедийного актера. Не жалеете ли вы, что в свое время стали юмористом?
Нет, я бы не хотел ничего менять. Пока у меня еще есть возможность и силы, я пробую себя в разных вещах. Например, на радио я читаю сказки. Как режиссер я поставил уже четыре спектакля. Кардинально профессию я менять не хочу, да и уже, наверное, поздно.
И все-таки, возвращаясь к современному юмору. Что в нем изменилось?
Мне иногда кажется, что современные юмористы совершенно не задумываются над тем, что они говорят и делают. Невольно, но они обижают часть людей, которые сидят и смотрят телевизор. Мне кажется, что за этим нужно внимательнее следить.
Стало ли больше политического юмора?
Да, теперь и политика пришла в юмор, но я считаю, что это неправильно. Любое искусство должно объединять людей и как-то пробуждать в этих людях тягу к прекрасному, а политикой пусть занимаются политики. Есть и другие способы выражения своей гражданской позиции. Мне кажется, что не надо смешивать политику и юмор. У человека должна оставаться надежда. Как послушаешь новости, там плохо, здесь плохо. Позитива мало.
Но ведь большая часть юмора основана на том, что происходит каждый день, на бытовых вещах. Те же шутки про полицейских — это тоже часть жизни. Юмористы же не привносят дополнительный негатив, они стараются рассмешить народ.
Отчасти вы правы, да. Но отчасти. Вообще юмор всегда делался на трех китах: шутки вокруг взаимоотношений полов, шутки на бытовые темы и политические шутки. Но во всем хорошо соблюдать меру. Шутки же тоже бывают злые. Шутка должна быть смешной и веселой. Когда человек смеется, у него задействовано огромное количество мышц, а это уже физиология. Человек расслабляется, организм отдыхает. Мы всегда находимся в стрессе: нам куда-то надо, мы куда-то бежим, совершаем какие-то звонки. Крутимся как белка в колесе. Мне кажется, что юмор позволяет остановиться и оглянуться вокруг. Плохо, когда мы раз в неделю — только на выходных — начинаем замечать, что вокруг весна, птички поют.
Есть ли в юморе государственная цензура?
На мой взгляд, государственная цензура — это то, что нельзя пропагандировать. Это насилие, разжигание межнациональной розни. Такие вещи должно контролировать государство. Пошлости, пошлости быть не должно!
Но ведь у нас везде пошлость…
Понимаете, тут нельзя ставить одинаковую для всех планку. Мы когда-то вынесли для себя определение. Пошлость — это то, что я никогда в жизни не покажу своему ребенку. Если меня коробит, то я никогда этого делать не буду. У большинства из нас есть дети, у кого-то еще живы родители, есть друзья, соседи. Я бы никогда не стал выражаться нецензурно со сцены, даже если бы мне разрешили. Я считаю это недостойным себя. Хотя я прекрасно понимаю, что в определенные моменты ругаются все или почти все.
