Роман Водолазкина вольно или невольно следует советам нашего классика: его герой — по фантастическому допущению — проживает весь ХХ век, правда, с огромным перерывом. В 1930-х годах над ним производят эксперимент, его замораживают, чтобы вернуть к жизни в конце столетия. “Просыпается” герой, пораженный амнезией, и ему предстоит по крошечным кусочкам восстанавливать память. Писатель задается философским вопросом: что сохраняет наша память? Из каких субъективных осколков складывается объективная картина прошлого, и может ли она вообще сложиться?

Над инсценировкой и воплощением романа на сцене работала творческая группа из Петербурга: режиссер Борис Павлович, драматург Элина Петрова, художница Ольга Павлович, композитор Роман Столяр. Роли исполнили известные эстонские актеры Симо Андре Кадасту, Ало Кырве, Эгон Нутер, Марис Нылвак, Индрек Ояри, Урсула Ратасепп, Сандра Уусберг, Каспар Велберг.

За два дня до премьеры началась катастрофа, развитие которой сейчас, когда я пишу эти строки, предсказать нельзя. Но последствия которой в любом случае лягут на нас огромным моральным грузом. Оценить спектакль, который пытается разобраться, в частности, в зловещих станицах истории минувшего века, невозможно, не думая о том, что сейчас происходит на Украине. И для меня было очень важно, что российские деятели культуры создали спектакль с эстонскими деятелями культуры, что этот спектакль состоялся на фоне (вопреки) политической ситуации. В горькие моменты истории, выпавшие на долю моего поколения, я всегда живу надеждой: писатели и артисты, художники и режиссеры, люди искусства сохранят единство, сохранят общность что бы ни происходило в их странах, потому что искусство по своей сути всегда несет добро, всегда старается сделать человека лучше, всегда призывает к миру. “Слова, слова, слова” существуют для того, чтобы, в конце концов, стать единственным оружием в конфликтах.

Спектакль Бориса Павловича откровенно литературен, он не пытается создать напряженное драматическое действие, выделить характеры, нет, здесь все играют всех, все меняются местами друг с другом. Один из главных символов постановки — построение осужденных, безукоризненно выполняющих бессмысленные и злобные указания охранника. Однако охранники все время меняются: человек выходит из строя и становится надсмотрщиком, а через несколько секунд его опять загоняют в строй, чтобы надсмотрщиком стал другой. Никто не знает заранее, какая участь ему суждена: быть осужденным, обвиненным, замученным или самому осуждать, издеваться и требовать признаний у ни в чем не повинных людей.

Прием, с которого начинается спектакль, таков: на сцене как будто бы продолжается давным-давно начавшаяся конференция о свойствах человеческой памяти. Выступают ученые, на экран выводятся схемы и видеосюжеты, зрителям в зале предлагается записать свои самые первые воспоминания (при в входе в зал всем выдаются карандаши и блокнотики). Ученые с микрофонами спускаются в зал, задают вопросы, приглашают на сцену добровольцев. Цель этого приема — заставить каждого осознать, что и он является создателем истории нашего времени, что память каждого, как бы субъективна и избирательна она ни была, участвует в создании целостной картины. И, конечно, в день премьеры, когда люди на несколько часов оторвались от сводок новостных порталов или вернулись с митингов или говорили по телефону со знакомыми и близкими, живущими в Украине или в России, подписывали воззвания или решали остаться в стороне и делать вид, что происходящее в Украине их никак не касается, это прямое обращение в зал производило особое впечатление.

Постановка Бориса Павловича в основной своей части приближается к спектаклю-чтению, когда проза не выдает себя за драматургию, а честно признается в своем жанре: читаются отрывки из романа. Высказываются различные версии произошедшего, проводятся как бы следственные эксперименты — показываются различные варианты того, что могло или не могло произойти. Такие спектакли воздействуют на интеллект, но не задевают эмоции. Да, мы, зрители, готовы повернуть глаза “зрачками в душу”, как говорила Гертруда, которой Гамлет разъяснил происходящее в Дании, но рекомендуемый самоанализ не заставит волноваться, сопереживать. Формальное включение в спектакль еще не делает нас его соучастниками.

Об арестах, выколачивании признаний, зверствах сталинских лагерей, зверстве, прорастающем в запуганном человеке, растоптанной любви мы знаем очень и очень много. Поэтому общие сведения, отделенные от теплого, конкретного, ярко обрисованного человека, нас уже не могут тронуть, как не трогает статистика. То есть мозг на нее реагирует, а душа откликается только на частность.

В этом спектакле, где есть множество интересных режиссерских находок, есть достойная сценография, точно выдержанная музыкальная линия, прекрасная профессиональная актерская игра, мне не хватило простых, но очень важных человеческих чувств, волнения. Но мне кажется важным и символичным, что именно “Авиатор” вышел именно в эти дни.

Поделиться
Комментарии