Настораживало пространное и достаточно претенциозное название спектакля, обещающее сирены пожарных машин за кулисами, но, главное, разочаровало предварительное знакомство с пьесой — как показалось, одномерной вторичной и псевдосоциальный, в тысячу первый раз задающей риторический вопрос: что же это делается? И в тысяча же первый раз на него не отвечающей.

В зарубежном филиале, следовало из ее содержания, крупной иностранной фирмы, производящей холодильники, по вине местных начальников, пренебрегших техникой безопасности во имя собственной выгоды, происходит несчастный случай со смертельным исходом. Инцидент, конечно неприятный, считают владельцы предприятия, но мы готовы выплатить компенсацию. Однако вдову погибшего компенсация сейчас интересует меньше всего, она наивно требует ответа на вопрос, кто ответит за случившееся? Нетрудно догадаться, что внятного ответа и вообще ответа не получит ни она, ни мы. Словом, вечный конфликт маленького винтика и хорошо отлаженного и смазанного механизма системы, бездушия, называйте, как хотите… Собственно, скажем, забегая вперед, практическое предъявление в пространстве сцены этого самого механизма в полном объеме, как принято говорить, и стало главной победой нового спектакля, который оказался ярче и интереснее своего литературного первоисточника. Такая вот игра на повышение. Вероятно, так тоже случается, хотя и реже.

Начнем с того, что уже с первых секунд всем сидящим в зале создатели спектакля недвусмысленно намекнули: нам абсолютно безразлично, как вы отнесетесь к тому, что увидите и услышите, мы не собираемся предлагать вам комфорта, который обычно принято подавать, чтобы понравиться, мы не станем подстраиваться под ваши ожидания. Наше намерение — рассказать историю, к которой имеем свое отношение. У вас, в свою очередь, есть право на свое. Таковы сегодня правила, так что поехали…

И вот на практически пустой сцене возникает ТЕАТР, и перед зрителями предстает подчиненная неукоснительному и какому-то зловещему порядку жесткая конструкция спектакля, в которой воедино сведены визуальный, музыкальный, хореографический, световой ряд. Сюда же органично вплетено присутствие персонажей, удивительно знакомых и одновременно похожих на героев компьютерных игр. Здесь каждый четко знает, куда иди, куда повернуться, куда говорить. На фоне возникающей время от времени на заднике бегущей строки артисты выходят на очередной эпизод, глядя в затылок друг другу, в заданном однажды ритме, по двое или трое, и это напоминает кружева перестроений, которые плетут во время пафосных парадных выступлений музыканты образцовых военных духовых оркестров.

Но еще удивительнее, что внутри этой схемы, не предполагающей любого отклонения от заявленного рисунка, вроде сами собой начинают прорастать яркие актерские проявления. И давно уже знакомые артисты начинают открываться такими, какими мы еще их не видели. При всей подчиненности замыслу, режиссер, тем не менее, дал практически каждому, кто выходил на сцену, его личную “минуту славы”, личное соло. Не случайно именно сцена “дефиле”, кажется, единственный раз собравшая вместе на площадке по ходу спектакля почти всех персонажей,

показалась едва ли не лучшей. Тут бы, кажется, самое время назвать героев поименно. Но не буду делать этого, потому что сейчас важно другое: мы увидели классную, хорошо обученную и умелую команду из восьми артистов и про КАЖДОГО надо говорить отдельно, никого не пропуская. А это уже другой формат. Кстати, по совпадению в команде создателей тоже значится восемь человек, так что восьмерка стала в некотором роде счастливой для этого спектакля с длинным названием.

И еще одно наблюдение. Сидя в нескольких шагах от условной в Малом зале рампы, вы, словно подчиняясь отдаче и азарту, с которыми излагается сюжет, сами словно начинаете втягиваться в него, неожиданно начинаете чувствовать собственное присутствие среди действующих лиц, проникаясь то протестом, то и вовсе неуместной здесь нежностью. Потому невозможно не сказать все же отдельно об одном замечательной режиссерском решении, воплотившемся в том, что делает на сцене Карин Ламсон, играющая вдову того самого погибшего рабочего и напрасно надеется на справедливость.

В красном комбинезоне и постоянно разговаривающая высоким резиновым голоском мультипликационной куклы-неваляшки, Она( так зовется этот персонаж) походит на кого угодно, только не на потерявшую голову от беды вдову, во всяком случае, не на такую, какою ее обычно принято представлять. Эта на вид смешна и упряма, как барышня, которая даже не закончила толком школы, чтобы поскорее выскочить замуж, наивна до глупости и… беззащитна до трагизма. Пиком роли Ламсон, несомненно, стала уже поминавшаяся сцена “дефиле”. Когда над бьющейся на полу то ли в сумашедшем танце, то ли в истерике фигуркой главной героини, так и не победившей махины бездушия, начинает в медленном движении неотвратимо нависать тяжелая плита светового потолка, на память почему-то приходит абсурдный Николай Васильевич Гоголь, эта сцена тоже вышла из его “Шинели”…

Поделиться
Комментарии