Ужасно смешно: короче, все умерли!

Один из несомненных хитов начавшегося 17 ноября 22-го кинофестиваля PÖFF — российский фильм “Папа, сдохни”

Дочка просила у мамы конфетку,
Мама сказала: “Сунь пальчик в розетку!”
Бантик обуглен, обуглены кости, –
Долго смеялись над шуткою гости.
Стишок

Самое время (перед рассказом об этом фильме) вспомнить, по-моему, прелестную историю из советских времен. В сейфе главного редактора главной газеты республики хранились заранее заготовленные некрологи на всех мало-мальски значимых представителей партийной элиты. Эти некрологи постоянно обновлялись по мере получения очередных наград и званий будущими покойниками, и в нужный момент, сразу после неутешительной констатации, по указу партийной газеты, страна начинала скорбеть о безвременном уходе из жизни выдающегося и незаменимого.

Но случались и ошибки и накладки по недосмотру. Так однажды на моей памяти вышел некролог, где было сказано: “После тяжелой и продолжительной смерти скончался…” Хватились только через несколько часов после выхода газеты. Начался большой скандал. Но, по сути, всё было правильно: человек десятилетиями ничего не делал, бессмысленно перекладывал бумажки на столе и время от времени скучным голосом орал на подчиненных, можно ли было утверждать со всей уверенностью, что он жил — до того, как умер?!

Это я к тому, что черный юмор, черная комедия — сложнейший жанр, создатели которого ходят по самому-самому лезвию бритвы: одно неосторожное слово, и произведение проваливается в бездну пошлости или становится кровавой историей, запугивающей не художественным приемом, но физиологическими подробностями, которые могут вынести только начинающие патологоанатомы, завтракающие за одним столом с трупами.

В литературе этот жанр легче реализуем. Например, когда у Владимира Сорокина говорится: “Я прошу руки вашей дочери!” и при этом подразумевается, что персонаж вовсе не имеет матримониальных целей, а просит отпилить-отрезать эту самую руку, то возникает забавная игра слов, за которой мы не обязаны видеть конкретную картину (картинку).

А вот в кинематографе показать пытки, убийства, потоки крови и при этом заставить зрителя смеяться — максимально трудно. Я не буду приводить в пример картины Квентина Тарантино, мне, скажем, милее черные комедии Мартина МакДонаха в духе “Залечь на дно в Брюгге”, но и в российском кинематографе есть примеры вполне удачные — “Изображая жертву” Кирилла Серебренникова по сценарию братьев Пресняковых. По сути, это принятый в русской культуре пересказ “Гамлета” на новый лад, где, конечно, все умирают.

ПРИ ЧЕМ ТУТ ОФЕЛИЯ?

В фестивальном фильме “Папа, сдохни” Кирилла Соколова есть, на мой взгляд, прямые отсылки именно к картине Кирилла Серебренникова. Героиня фильма Оля (Евгения Крегжде) играет Офелию в каком-то явно самодеятельном театре. Нам показывают крохотный отрывок сцены ее безумия, который, казалось бы, ничего не добавляет ни к сюжету, ни к сути, — но только на первый взгляд. На самом деле, мы сразу вспоминаем и сюжет картины “Изображая жертву”, и слышим намек на то, что вступаем в пространство безумия, где не действуют законы реальности. То есть, кто еще не понял: всё не по-настоящему! А кто понял, может добавить для себя, что и Шекспира сегодня можно рассматривать как автора черных комедий, если вспомнить хотя бы о том, как Гамлет отзывается об убитом им Полонии, отце его невесты, мол, тот на ужине, но не на том, где он ест, а на том, где его едят.

Грубая черная комедия всегда строится на самых тонких материях, сложных ассоциациях. У Кирилла Соколова в главной роли снялся Виталий Хаев, который играл капитана в “Изображая жертву”. В обоих фильмах он является представителем силовых структур, но в новой комедии его образ максимально окарикатурен, поднимается до высокой социальной сатиры: рядовые полицейские говорят о том, что он для них образец и пример, что они на него равняются, хотят быть на него похожими, тогда как ради денег он готов на любое преступление — от обеления и оправдания маньяка до убийств самых близких ему людей.

Кирилл Соколов использует всю палитру средств, доступных жанру, который издевается над тем, над чем издеваться запрещено: в абсурдистской, “хармсовской” манере решен образ матери семейства (Елена Шевченко), которая, потакая любому злодеянию, все время говорит о доброте и необходимости проявлять смирение и терпимость. Комически — мелодраматичный персонаж создал Михаил Горевой, сослуживец и ближайший друг отца семейства — Виталия Хаева, по представленным типажам они могли бы составить пару: хороший следователь — плохой следователь. И, наконец, отменно достоверно играет Александр Кузнецов, который совершенно по-американски ведет себя: он пришел в дом к отцу-извергу, чтобы отомстить за любимую девушку, он сжимает в руках молоток — орудие возмездия, и не успевает опомниться, как уже сидит прикованный наручниками к трубе в ванной.

Нет, не совсем так: наручникам предшествует блестяще снятая сцена убийственной драки — рушится мебель, пробивается дырка в стене, телевизор, не прекращая работать, надевается на голову, лицо человека внедряется в экран, внося помехи в передачу… Крови столько, сколько не считает нужным проливать даже Тарантино, с которым неустанно сравнивают этот дебютный фильм Соколова. Дальше, конечно, дрель, превращающая ногу в решето, нож, всаженный в живот, стрельба, петля, ружье, пистолет.

События развиваются с запредельной быстротой. Но ради чего?

СКОЛЬКО СТОЯТ ДЕНЬГИ?

Черный юмор, как и страшные сказки помогает нам справиться со страхом смерти. При этом мы все время ищем смысл жизни, который указал бы нам на то, ради чего расстаться с жизнью можно, нужно и не страшно. В фильме Алексея Соколова за всеми преступлениями стоят деньги, много денег. А тот, кому нет до них дела, остается в живых. Он изранен, изувечен, истекает кровью, но, по сути, стишок, который он произносит все время: “Раз, два, три,/ Чтобы не было беды” соответствует его состоянию. Никакой беды не произошло, хотя стишок, надо сказать, можно было бы сочинить и получше, рифму бы человеческую выбрать! Но и это — умышленно. Всё относительно хорошее выглядит так убого и неказисто, что даже и неловко было бы сочинить грамотно…

Так что, собственно, вызывает смех в этой комедии? Абсолютный цинизм, возведенный в ранг самосознания, самоопределения. Безумный, запредельный цинизм, когда изнасиловать дочь нельзя (“Ты с ума сошел! Это же моя дочь!!!”), но можно лишить ее средств к существованию и можно, в конце концов, пристрелить, тут всё нормально. Отец, слава богу, не извращенец какой-нибудь, а просто убийца. И можно вздохнуть с облегчением.

Алексей Соколов считает свой фильм истинно российским, хотя воспитан он, скорее, на европейском и американском кино. Как всякий талантливый дебютант, он пока еще смотрит чужие фильмы, обожает ходить в кино, ему еще далеко до статуса мэтра, который ни одного имени в киноискусстве, помимо собственного, не знает. И поэтому так приятно и смешно смотреть его фильм, который не свободен от влияния мастеров жанра, но, несомненно, отличается особым авторским взглядом на то, что происходит вокруг.

22-й кинофестиваль PÖFF только начинается, но уже с уверенностью можно сказать, что российская программа, представленная на нем, говорит о широком круге поиска кинематографистов, вырвавшихся из тисков сомнений и нерешительности в анализе современности.