— Каково вам было осознавать, что у вашего близкого человека депрессия?

— У него же не все время была депрессия, он не был постоянно депрессивным человеком — он впадал в какие-то пике. Таким пике был август 2017 года, когда умер его отец и он успел наподписывать Елене разных документов, потом на суде в январе, когда на нас напал Рой Ховард с клеветой по поводу растраты.

А в конце октября и в декабре 2018 года он нормально себя чувствовал. В декабре, когда я приехала к нему в Украину, мы даже ходили с ним заниматься спортом. Он не был тяжелым депрессантником, но его бывшая жена включала в нем эту депрессию — с полпинка. Она знала, как это сделать, и очень цинично и жестоко его убивала.

— Она и раньше это делала?

— Думаю, в последние годы она в этом поднаторела. Пока не было меня, его депрессия ей была не нужна. А как только ей понадобилось переписать собственность, тут она это все и подключила.

— Что запускало этот механизм?

— Чувство вины за то, что он плохой отец. Зато сама она православная деятельница, которая уморила собственного бывшего мужа из-за денег — плоская, низменная корысть, как сопля на блюдце.

— Он находился под постоянными медицинским наблюдением?

— Я отвела его к психотерапевту, но он лечиться не хотел, а психотерапевт совершенно правильно ему сказал, что нужно ложиться в клинику, в стационар и наблюдаться там какое-то время. Такой стационар у нас был, мы в нем регулярно наблюдались и держали руку на пульсе. 26 февраля мы должны были подаваться на ВНЖ в Латвии, а 27-го его должны были укладывать в стационар, в клинику неврозов. Но он уехал ночью, спрятав мои паспорта, чтобы я не метнулась за ним, потому что решил уйти из жизни. Он купил билет с тайной почты, про которую я не знала, пока я гуляла с собакой. 26-го мы должны были подаваться на ВНЖ, а 25-го он умер.

— А до развода вы предполагали, что раздел имущества будет таким тяжелым?

— Отец Игоря говорил, что так будет. Говорил, что она очень алчная, что захочет себе все. Он так сказал: “Отдайте ей все и начинайте с чистого листа”. Его отец был очень умным человеком, даже умнее Игоря. В день нашего с ним знакомства он сказал Игорю: “Эта женщина должна быть твоим приоритетом. Дети — это посторонние люди. Разведись и женись на ней по-человечески”. Отец был прав. Игорь его не послушал.

— Кто после смерти Малашенко оказался рядом с вами?

— Саша Вертинская моментально села в самолет и прилетела. Моя тетя Нина Костикова, моя мама. Альбина Назимова, Кристина Краснянская, Петя Авен, Фаттах Шодиев — он дал мне свой самолет, чтобы я долетела до Малаги [где покончил с собой Малашенко].

— А были те, чьей помощи и поддержки вы ждали, но в итоге не получили?

— Я предполагала, что Гусинский предложит мне помощь. Больше ни от кого я ее не ждала.

— С Гусинским они до последнего общались?

— В последнее время не общались. Два года назад Гусинский очень некрасиво по отношению к Игорю поступил, да и вообще он вел себя по отношению к Игорю по-свински. Я это Гусинскому сказала в лицо, и они перестали общаться. Но есть вещи — такие как смерть — которые обнуляют прежние ссоры.

— Многие отметили, что на похороны Игоря Малашенко пришло не очень много людей.

— Это был узкий круг — Емельян Захаров, Вертинский, Назимова, Авен, Таня и Валя Юмашевы, Раппопорты; все пришли. Близкий круг пришел, а дальнему кругу он был не интересен и не нужен.

— Вас не расстроило это?

— Он был отработанным материалом, сбитым летчиком, он им был совершенно неинтересен и враждебен. Да и ему эти люди не были бы приятны, он бы с ними на одном гектаре бы не присел. Он был благородным человеком.

Если бы не пришли Вертинская, Емеля Захаров, Раппопорт — тогда было бы очень больно, я сказала бы: “Ах ты, сука. Так вот кем ты оказался”. Пришла Катя Пескова — спасибо ей огромное. Катя оказалась верным человеком.

— Что вас ждет сейчас?

— Очень долгий, сложный судебный процесс в США. Это может затянуться на три-четыре года.

— Что в этом деле изменила смерть Малашенко?

— Он оставил совершенно невнятное завещание, в котором мои права никак не отражены. Значит, нужно будет бороться, судиться за свои права. Это опять ******** [мучение]. Весь этот путь, который я проходила для Игоря, сейчас мне предстоит пройти для себя. Это очень не радует, это и тяжело, и нужно откуда-то брать силы. Если раньше я могла черпать силы в Игоре, то сейчас я нахожусь в клинической депрессии, сейчас мне трудно что-либо делать. И этим, конечно же, воспользуются негодяи и постараются отнять у меня все по полной.

Поделиться
Комментарии