Его картина „Восточный фронт“, созданная совместно с режиссёром Виталием Манским, была отчасти снята непосредственно на полях сражений. Премьера фильма состоялась на „Берлинале“, где лента вызывала сильнейший шок у европейской публики. Картина повествует о ежедневной борьбе за человеческую жизнь, бессмысленности и жестокости войны, которую, благодаря манере съёмки, зритель может ощутить буквально на собственной шкуре.

- Как Вы нашли для себя этот гуманистический путь на войну чтобы быть полезным фронту, но при этом никого не убивать?

- Я нашёл этот путь ещё в 2014-м году, когда поехал на войну как режиссёр-документалист. Подумал, что за две недели я что-то сниму - мне было важно самому видеть, как это выглядит. И вот однажды я попал на эвакуацию из Донецкого аэропорта откуда вывозили раненых. Надо было помочь, я перенёс носилки, начал общаться с бойцами, в какой-то момент я пошутил - и раненый засмеялся. Потом мы везли его в открытом кузове пикапа – скорость 120 км/час, а ты держишь капельницу, GoPro уже давно не снимает, но это не важно. И вот мы его довозим живым, передаём дальше врачам. И в этот момент я подумал, как же это круто, когда ты не просто парень с камерой, но сам являешься участником событий. Когда ты просто снимаешь на войне как сторонний наблюдатель – это бессмысленно. Но, если находишься прямо здесь вместе со всеми, делая общее дело, никаких вопросов тебе уже не задают. И ты, снимая свой фильм, одновременно делаешь полезное, благородное дело. Вот так я попал в медицинский батальон.

- В вашей картине есть сцена, где человек „с камерой во лбу“ бежит по полю боя, потом рядом с ним разрывается снаряд - и он падает. Расскажите об этом парне, что с ним…

- Это мой друг. Он позвонил мне однажды и сказал, что им приходится выносить с поля боя раненых, неся их по 2 километра на мягких носилках. Вдвоём. И в день они это делают 15-20 раз. Это невозможно – тяжело, плюс места сложные, приходится падать, подниматься. Это безумие. И я сказал: „Давай тогда попробуем так - ты будешь нести раненых 500 метров, а я буду подъезжать туда, куда никто не едет“. Так мы и делали - работали в связке с ним. В картину вошёл фрагмент, снятый в Херсонской области, когда мы помогали 46-й десантно-штурмовой бригаде. Был штурм, мы вывозили раненых. Мой товарищ в очередной раз бежал за раненым, и мина прилетела прямо ему под ноги. Ему повезло – он жив, руки-ноги целы, только лишился слуха на одно ухо, конечно, сотрясение мозга, удар внутренних органов. Теперь он медицинский инструктор. Две недели назад у него родилась дочь.

- Вы по сей день продолжаете свою службу в медицинском батальоне?

- Да, я буду там столько, сколько смогу. После фестиваля вернусь к своим. Надо понимать, что я не медик, а кинорежиссёр. Я учился, работал, развивался в своей профессии, но пришла война. В 2014-м году наша армия была ещё не достаточно сильна, специально обученных людей не хватало. И на фронт приходили ребята из самых разных областей. Сейчас у нас есть полноценная профессиональная армия, но многие люди сегодня идут добровольцами на фронт, не зависимо от специализации, образования и профессии. В том числе - люди кино.

- Как Вам удалось уговорить своих товарищей снимать материал для картины на GoPro?

- Мне особо не пришлось никого уговаривать – сегодня на фронте многие используют GoPro, но не для того, чтобы делать какой-то контент, а чтобы в последствии разобрать свои ошибки. Медики, штурмовики используют GoPro чтобы потом посмотреть со стороны как это выглядит, сконцентрироваться на каких-то важных моментах и, в последствии, улучшить свою работу.

- Мне показалось, или Вы использовали в картине записи видео-регистратора?

- Да, мы применили много разных типов съёмки - Айфон, видео-регистратор, Марк. Вот, к примеру автомобиль, на котором мы ездим - бронированный Defender Snatch – на передней панели закреплены и GoPro, и видеорегистратор. Кстати, как этот автомобиль у нас появился? Мы записали видеообращение, где показали свою обстрелянную машину, на которой возили раненых, и объяснили, что работали бы гораздо эффективнее, будь у нас полноценный военный транспорт. Мы выложили это видео в соцсетях, привлекли внимание к проблеме, и вскоре у нас появился бронированный Defender Snatch, который ранее использовался в Британской армии и был списан за выслугой лет. Мы купили его на аукционе, эту покупку нам закрыла IT-компания. Потом мы купили ещё один броневик, купили правильные радиостанции, рации. Как только началось полномасштабное вторжение - очень быстро закончилось всё. Те же рации motorolla, которые мы использовали – в мирное время, стоили 600 евро, а во время войны нам приходилось их покупать уже по 1500 за единицу. Потому что их просто не было, так как ещё до войны завод ушёл на ковидный карантин.

- У Вас в картине есть очень важный эпизод, когда Виталий спрашивает о финале, предлагая различные варианты жанров. Когда речь заходит о „фантастическом финале“, Вы говорите: „Москва, Красная площадь горит, вокруг горы трупов и мы никуда не торопимся“. Скажите откровенно, что для Вас и Ваших товарищей победа Украины в этой войне? Возврат своих территорий или ответный поход „на Кремль“?

- Мы возвращаем наши территории. Нам нужно только наше. Что будет дальше с Россией меня не волнует. Они сами сожрут друг друга. „Великая национальная идея Путина“ заключалась в собирании земель. Но, когда мы вернём себе Крым, Донбасс, Луганск, „великая русская“ идея „освобождения“ будет похоронена. У нас некого освобождать, тем более людям, которые сами себя не могут освободить. У нас большая страна и мы хотим развиваться внутри своих границ. Посмотрите, что происходит в мире – одно землетрясение в Турции за несколько минут унесло жизни десятки тысяч людей. Сама природа нам говорит: чуваки, вам всем будет п….ц и сосредотачиваться нужно на другом. Но цивилизационная война продолжается. Мы сделали пару шагов вверх по лестнице, а они хватают нас за шиворот – стой, куда пошёл, вернись к нам! Россияне должны понять, что все ребята, которых они отправляют к нам с оружием – умрут. Нельзя приходить с оружием в чужую страну безнаказанно. Людям очень страшно, когда рушатся социальные условия. Приходят солдаты из другого государства, и удивляются, что им не рады. Нет закона, нет гарантий. И это их коллективная карма, за которую они будут платить ещё много-много лет.

- Мы с Вами одесситы. Правильно ли я понимаю, что в следствие этой войны, в Одессе и других традиционных русскоязычных регионах Украины, никогда больше не будет русского языка?

- Абсолютно точно всё идёт на нет. Даже тем людям, которые с 2014-го года старались не замечать войну и старались об этом не думать, потому что это огорчает, это не приятно, после 24 февраля стало ясно, что ты уже не можешь долго „быть в домике“. Жизнь такая штука, что рано или поздно придёт и постучится в твою дверь. У меня есть знакомые, которые до 24 февраля прошлого года говорили: „Я вообще не слежу за войной. Включаю новости, там война – я переключаю на мультики“. И вот так люди прятались 8 лет, но война в итоге пришла и в их дома. Поэтому, русского языка у нас теперь стопроцентно не будет.

- Но Одесса всегда стояла особняком, будучи интернациональным, мультикультурным городом, где русский был традиционно языком межнационального общения.

- Этот город так и оставался бы таким же мультиязычным и мультикультурным, если бы людям на голову не стали падать ракеты. В этот момент как-то всё изменилось. И сегодня люди больше не хотят говорить по-русски. Одна прилетевшая в дом ракета, может изменить твоё мировоззрение. Я дома в быту с родителями в Одессе разговариваю по-русски. Но даже мои родители, которые всю жизнь говорили по-русски, сегодня переходят на украинский. Людям в Украине сегодня не хочется говорить на русском языке также как евреям, выходившим из фашистских концлагерей, не хотелось слушать немецкую музыку.

- Ещё до войны в Украине имел место политический кризис. Существовало множество различных политических движений, представляющих интересы различных структур и олигархов. Существовала серьёзная конфронтация внутри страны, которую, кстати, очень точно действующий президент Украины описал в сериале „Слуга народа“. Война по большому счёту сплотила нацию, практически сведя на нет политические конфликты. Как Вы думаете, сохранится ли эта ситуация по окончанию войны, или каждый регион вновь станет тянуть одеяло на себя? Насколько война, на Ваш взгляд, в глобальном отношении может посодействовать грядущей целостности Украины?

- Мне кажется, основной причиной того кризиса, о котором Вы упомянули, явилось то, что, когда развалился СССР, не была дана внятная оценка деятельности компартии. Никто не понес наказание, никто ни за что не ответил. А вскоре те же люди заняли места в правительстве. Кто-то утверждает, что не было специалистов, мол, партийные чиновники были единственными профессиональными управленцами. Однако, именно эти люди потом долгие годы продолжали „доить“ страну. Конечно, война сплотила людей. Конечно, после неё будет иметь место ругань. Но через проблемы и их решения мы приходим к цивилизованному обществу. Мне кажется, что война помогла людям убрать наивное отношение к популизму. В обществе прибавилось критического мышления. Это всё этапы взросления. СССР распался 30 лет назад. Цена нашей независимости и свободы оказалась очень высока. И нам предстоит пройти ещё очень долгий путь.

- Поэтому Вы продолжаете снимать на поле боя?

- Да. У меня в архиве есть материал ещё с 2014-2015 годов, часть из которого мы использовали в картине „Война за мир“. Остался огромный пласт материала, не вошедшего в фильм. Да и за этот год много нового материала набралось. Надо будет сесть, всё это систематизировать, всё-таки документалистика – это срез времени, летопись наших дней. И то, что мы фиксируем сейчас – очень важно.

- То есть, возможно, когда окончится война, Вы соберёте рефлексирующий фильм на эту тему?

- Может быть. Но я, честно-говоря, всегда хотел снимать комедии.

Подписывайтесь на Bublik в Facebook

Поделиться
Комментарии