- Анатолий, последний раз мы с вами встречались более трех лет назад, еще до коронавируса, и разговаривали на легкие темы. Как с того времени поменялось ваше восприятие мира?

Интервью Анатолия Белого Алине Захаровой 3,5 года назад:

- Изменилось все, конечно. Мы сейчас живем во время войны, тогда мы совсем в другом мире с вами встречались. А сейчас время, которое раскололо всех и вся, сейчас время потерь, время трагичное. Мы хорохоримся, стараемся себя поддерживать, цепляемся за друзей, знакомых, чтобы не сойти с ума.

- Многие уехавшие из России артисты думают, как им развиваться в своей профессии дальше и играть спектакли в Европе. Кто-то пытается учить местный язык и выступать на нем. Вы как чувствуете, ваш моноспектакль „Я здесь“ пользуется популярностью в Европе?

- Мне это вообще не важно, мне важно, чтобы как можно большее количество людей это увидело, выдохнуло, выплакалось, обрело какую-то надежду, какой-то лучик. У нас в спектакле действующее лицо - это луч. Это прямая отсылка к Чарли Чаплину. Дать людям какую-то надежду на надежду в этом времени. Вот это для меня самое важное, чтобы как можно большее количество посмотрело.

- В недавнем интервью Delfi.lt вы сказали, что не верите, что уже сможете вернуться в Россию, что там что-то изменится, потому что пропаганда настолько изменила разум россиян, что точка невозврата пройдена. Вопрос в том, почему на большинство влияет пропаганда, а на меньшую часть нет? Почему, например, пропаганда не повлияла на вас?

- Потому что, во-первых, я ее не смотрю, у меня нет телевизора уже лет 10. А что касается большего процента, на который влияет пропаганда, ну, я тут Америки никакой не открываю. По статистике в 2022 году 67% - по-моему, примерно такая цифра была людей, поддерживающих политику своей страны, своего президента, смотрящих телевизор, верящих вот в это во все. Почему их больше? Так всегда бывает. Люди идут по легкому пути, когда не надо ответственность на себя брать, когда не надо никакого критического мышления, думать не надо, задумываться, сомневаться, рефлексировать, что-то там переживать. Зачем? Вот, есть вождь, он знает, куда идти, мы за ним идем, это очень удобная позиция большинства. Такая восточная вертикаль власти. Такая вот схема. Византия такая. Нам вот больше ничего не надо. У нас вот кусок хлеба есть, нам кинули, да, все отлично, больше ничего не надо.

Людей, которые задумываются, анализируют, которые сомневаются, видят, что что-то не так - их всегда было меньше. Просто строй и ментальность российская, она такова, она отличается от европейской, в которой в основе гражданских прав лежит уважение к личности, уважение к гражданину. Не родина, которая просит: „Иди и умри за меня“, а государство, с которым идет диалог. Ты платишь налоги, ты работаешь. Если государство что-то делает не то - люди выходят и бастуют, как это сейчас у нас в Израиле происходит - на улицы, сотнями тысяч выходят и говорят - мы не согласны. И никто их не бьет, в автозак не сажает, идет речь о взаимном уважении, нормальных гражданских основах нормального правового общества. В России этого нет на корню - там все удаляют, убивают, в тюрьмы сажают. Все сидят в страхе. Большинство уверовало в идею вождя и идет за ним, и есть малая часть людей, которые с этим не согласны. Но вот их судьба такова - уехать либо остаться там. Нормальные оставшиеся в России, не подвергнутые пропаганде и непромытые - для меня они вообще герои, потому что не понимаю, как они там существуют. Я бы с ума сошел.

- Про вашу жизнь в Израиле. Есть ли такие вещи, к которым сложно привыкнуть: погода, менталитет, еда?

- Оно все есть, но я на это не обращаю внимание. Очень изменилась оптика. Для меня совершенно на первом месте не стоит, где вкусно поесть, где попить. Вот эти все удобства, блага.

- Может, тяжело было потерять прежнее окружение, друзей?

- Окружение, друзья, вот это большая тема, но у меня там появились уже новые друзья, новое окружение растет, и люди вокруг собираются, смотрящие в одну сторону, там люди намного более открытие. Понимаете, вот эта идея репатриации. Я не иммигрант, я репатриант, я вернулся. Вот эта идея израильская четко говорит о том, что ты возвращаешься домой. У меня в голове никогда не было, что я буду жить в Израиле, мое еврейство было таким: „Да, окей, но я живу в Москве, а Израиль - совсем другая страна“. Не было вообще позывов там каких-то корневых, как говорят, „зов крови“ - нет, не было.

Сейчас мне все равно, что в Израиле бывает грязно, что там обслуживание какое-то не то, к которому мы привыкли, к этим московским сервисам - неважно. Как это может быть важно, когда погибают люди, когда идут взрывы? Как это может быть важно? Я не понимаю, как приезжают люди и говорят: „Тут этого нет, того нет“. Езжайте туда, где это все есть! Живите там, не нойте, о чем речь вообще! Мне главное, что я занимаюсь своим любимым делом, мне главное, что рядом со мной моя семья любимая: мои дети, моя жена, сестра, мама, папа, к которым я вернулся. В 16 лет я же вылетел из дома, все, отрезанный ломоть, пошел гулять по свету и устраивать свою жизнь. А сейчас я вернулся и чувствую, что мне надо здесь быть. Родители же стали тоже старенькими. И люди, которые говорят: „Дружище, ты вернулся, чем помочь?“

- А вопрос о заработке у вас был на первом месте, когда вы приехали? Думали, например, как Чулпан Хаматова, что надо срочно начинать зарабатывать?

- Конечно было, ну не в такой степени, когда я приехал. Во-первых, я уже подготовил почву - уже через риелтора нашли квартиру. Я нашел пути, как абсолютно легально перевести деньги. Да, это заняло время, я бился, да, пришлось бороться с банковской системой Израиля. Они очень жестко относятся к деньгам из России, проверяют каждую копейку. У меня все чисто. Просто нужно терпение - как они говорят „савланут“ - это терпение. Просто надо выучить это слово раз и навсегда - главное израильское слово - терпение. Я уезжал, я знал, что перевел одну часть, потом прошло два месяца, я перевел еще часть, прошел еще месяц, какую-то еще часть. Потихоньку-потихоньку. Слава Богу, сейчас есть работа в театре „Гешер“, спектакль на контракте я играю.

-У вас же там в Израиле сложилась своя община из известных людей, часто ли вы встречаетесь с Пугачевой и Макаревичем?

- Вы знаете, в России это были вообще разные орбиты: шоу-бизнес, театр, кино. И я не любитель тусовок вообще. Изменилось то, что мы действительно оказались в одной стране и мы поддерживаем друг друга. На мой спектакль приходила Алла Борисовна с Максимом и сказала мне слова благодарности. Но нет такого, что мы там все переехали и тусим. С Андреем Макаревичем общаемся почаще, потому что просто живем поближе, в одном микрорайоне. Мы живем каждый своей жизнью, но мы понимаем, что живем все равно в одной стране. Мы стараемся друг друга поддерживать, ходим друг к другу на концерты, чтобы увидеться, поговорить, пообщаться.

- Возможны ли были бы ваши выступления в Украине, когда закончится война?

- Несомненно, я бы очень этого хотел. Я понимаю прекрасно, что эмоционально сейчас со стороны украинцев все русское вызывает отторжение. Все правильно, так и должно быть. После Второй мировой войны на немецком языке, наверное, тоже не могли говорить не одно десятилетие. Все очень ужасно, этот разлом искалечил поколения, и как это будет зарастать, зарастет ли до конца, я не знаю. Но мое внутреннее стремление - я бы хотел. Если украинцы разрешат мне что-то сделать - я бы с удовольствием это сделал.

Поделиться
Комментарии