"Живете вы русскоязычным изгоем в европейской стране…" Дмитрий Быков дал рижанам "аптечку от всех проблем"

Приехав в Ригу для встреч с читателями писатель, критик и журналист Дмитрий Быков сразу поставил жесткое условие — не задавать вопросов на некоторые темы, среди которых политика и личная жизнь. Но в процессе ряд запретов снял, а некоторые и сам нарушил. Подробнее — в цитатах Delfi.

Изначально лекцию “Зачем нам классика” Дмитрий Быков должен был читать в Риге 21 апреля, но за несколько дней до этого попал в больницу, где его ввели в искусственную кому. Благополучно вернув здоровье, писатель явно не любит вспоминать о случившемся. На заданный рижскими читателями вопрос, не считает ли он, что “такие звоночки бывают не зря”, ответил резко:

“Такие звоночки бывают ЗРЯ. Само слово “звоночек” — одно из тех, которые я не люблю. Как и слова “англосаксы” и “русофобский”. Звоночки — это когда некоторые люди жаждут, чтобы я умер поскорее, и меня предупредили о конце. Должен вас огорчить — вам не светит. Во-первых, я намерен жить долго. Во-вторых, обследование в больнице выявило практически полное мое здоровье. Ну бывают пищевые отравления и небольшие города, вроде Уфы, где очень мало событий — отравление столичного журналиста там становится сенсацией и поводом для многочисленных репортажей…”

О чем говорил Быков в Риге — на лекции и открытом уроке?

О последних нобелевских лауреатах. "У Ольги Токарчук есть несколько хороших рассказов. У Хандке нет. Петер Хандке — классический пример современного европейского прозаика: человека умеренно оппозиционных большинству взглядов (имею ввиду его защиту Сербии) и полностью лишенного какого-либо дара описывать вещи. “Страх вратаря перед одиннадцатиметровым” (1970) был последним романом, в котором заметны какие-то черты дарования… Но он человек немолодой, заслуживающий сочувствия и сострадания — поздравим его. Ольга Токарчук талантливый человек, но на фоне современной русской литературы выглядит вторично".

О Захаре Прилепине в литературе и театре. "Как я уже сказал, прошу не упоминать мертвых. О мертвых — или хорошо, или ничего. Этот человек духовно умер для меня. Как и этот театр (в прошлом году Прилепин был назначен худруком МХАТ им. Горького, — прим. ред.)".

О новом стандарте русского языка и литературы для школ нацменьшинств (7-9-й классы — три часа, с 10-го класса — по желанию.) "Я понял, что способ нравиться людям — только один: надо говорить то, что они хотят от тебя услышать. Считаю, что изучение литературы способствует морали и повышает интеллект. Чем больше времени отводится на изучение литературы, тем это лучше. Кроме того, я считаю, что убивать детей — нехорошо, а добро — это прекрасно".

О главных книгах своего детства. "Наиболее важной была книга Александры Бруштейн “Дорога уходит вдаль…”, научившая меня сопротивляться в безнадежных обстоятельствах. И книга Натальи Ильиной “Это моя школа” — страшная повесть о невротизации подростков в сталинской России. Страшнее этой книги не помню ничего… Это наглядное доказательство того, что делает с людьми сталинизм и раздельное обучение… Большую роль в моей жизни сыграли книги Тихона Семушкина “Алитет уходит в горы”, Кальма “Черная Салли” о восстании Джона Брауна — я все время думал, если негры так борются за свою свободу, то почему же мы в нашем 3б классе позволяем с собой все это делать".

Об отличии человека, который читает классику, от того, который ее не читает. "У него в запасе есть простые приемы противостояния жизни. Кто не читал классику — у того их нет. В свое время Михаил Горбачев сказал замечательную фразу: “Чтобы противостоять невзгодам дня, можно сделать зарядку, выпить стакан апельсинового сока и почитать хорошую литературу”. У меня в детстве с апельсиновым соком были проблемы, зарядку делать было лень — я читал классику, что меня и сформировало. Это лучше зарядки и точно надежнее сока. Классика — это такая аптечка тактик и практик духовного сопротивления. Если их у вас нет — вы гораздо более уязвимы".

О том, как взрослому человеку начать читать литературу. "Методический совет один: найдите вашу самую значимую проблему и читайте об этом. Если это нехватка денег — это Островский и Писемский, если это педофилия, то Достоевский, если это нерешительность и одиночество — Тургенев, если это семейная проблема — Толстой, если отсутствие гармонии в личной жизни — Пушкин, если ненависть к окружающим — Щедрин, если вы человек, который живет во враждебной среде и при этом должен держать лицо — Набоков, это навыки поведения в аду… Если все хорошо — читайте американскую литературу. Русская литература — для тех, у кого проблемы. Это как аптека. Если здоров, можно купить витамины — например, Грина, но не стоит читать таких серьезных и, без преувеличения опасных авторов, как Розанов, Достоевский или Мережковский. Мой писатель — Тургенев, он от нерешительности, точнее несовместимости решительности с моей внутренней свободой. Чтобы стать внутренне свободным, надо утопить Муму — я к этому не готов… Чтобы обрести свободу, надо уничтожить свою душу: Муму — метафора души, самое дорогое, что есть у человека…Духовная свобода покупается очень дорогой ценой. И не факт, что это состояние мне нужно".

О том, как жить русским людям в эмиграции. "Живете вы русскоязычным изгоем в европейской стране — делайте это так, чтобы все европейцы страстно завидовали вам, принадлежащему к русской культуре, а не пытайтесь рассказывать о том, как вас угнетают и какой вы бедный. Прекрасный навык! Лучше пусть вас называют снобом, чем мелким пакостником и кляузником, лучше пусть вам завидуют, чем вас жалеют".

О русском человеке. "Русский человек считает, что он живет в особом мире, на который не распространяются ни нравственные, ни юридические, ни физические законы остального мира… Русский человек постоянно хочет попасть в этот неправильный мир, но только не решил, как ему въехать туда — с эмигрантским чемоданчиком или на танке. Русский человек уверен, что где-то можно построить правильную Россию — везде, кроме одной территории, о которой все в курсе".