Жить вместе Виталина и Армен Борисович начали после второго инсульта актера: “В самый острый период болезни в больнице он только меня узнавал и звал к себе. Если входила медсестра в белом халате, он принимал ее за меня. И она мне говорила: “Лучше вы не отлучайтесь, потому что он обниматься начинает”. Он, конечно, был привязан ко мне и духовно, и физически, поэтому очень меня чувствовал”.

После этого, как считает Виталина, жизнь Джигарханяна в корне поменялась: “Несмотря на болезнь, он все равно много чего еще хотел от жизни. Летом — полететь в Америку на месяц, а зимой — в Баден-Баден. Самые невероятные его желания, все, что ему хотелось, я старалась реализовать”.

В свою очередь и сам Джигарханян устраивал возлюбленной такие культпоходы, которых в Киеве она была лишена: премьеры ведущих московских театров (с обязательными визитами за кулисы), мюзиклы, творческие вечера Эдварда Радзинского… Хотя Виталина уверяет, что и в Киеве не была далека от культурной жизни.

Как кавалер Армен Борисович был крайне противоречив: с одной стороны, флиртовал со всеми актрисами своего театра (а возможно, и со всеми женщинами). С другой, не признавал традиционные способы ухаживания: “Не дарил цветов. Говорил, что это пошло, что это глупость и вовсе не проявление любви”.

При этом Джигарханян оказался настолько ревнив, что пришлось даже бросить основную профессию: “С ректором академии я улетела на десять дней в Израиль и оттуда не звонила. Через несколько дней мне по секрету сообщили из театра, чтобы я позвонила ему, потому что он в очень плохом настроении. Я сразу позвонила: “Армен Борисович, как вы?” Он еле-еле отвечал односложно, и я все поняла. Если бы знала, что так переживает, конечно бы звонила. Но он ведь всегда демонстрировал независимость, и, когда я вернулась, выговорил мне за то, что не звонила, и сказал, чтобы я уходила из академии, где я преподавала, и работала у него в театре.

Театр для меня не был повышением. Наоборот, должность концертмейстера и потом заведующей музыкальной частью с карьерой исполнителя никак не сочетается. В профессиональном плане я опустилась. Но у меня не было выхода, потому что я так к нему относилась, что отказать не могла”.

Теперь же, как считает Цымбалюк-Романовская, Армен Борисович остался у разбитого корыта: “Он потерял всю свою жизнь, такую качественную, какую он по-настоящему хотел и наконец-то смог себе позволить — потерял! А мне больше повезло. Я с этими людьми — кроме тех, кто ушел из жизни, — с Эдвардом Станиславовичем Радзинским, Владимиром Юрьевичем Быстряковым, поэтом Юрием Евгеньевичем Рыбчинским по-прежнему общаюсь. А у Армена Борисовича нет такой возможности. Он оторван от мира. Никто не может ему позвонить, и он не может никому из друзей позвонить. Телефон ему не дают”.

Поделиться
Комментарии