Российский режиссер в Германии: "Всегда говорю, что я русский"
Василий Бархатов, один из самых востребованных российских режиссеров, поставил в Германии „Евгения Онегина“ на русском языке. В интервью Deutsche Welle он рассказал о русской культуре на Западе и о своей реакции на войну в Украине.
В этом театральном сезоне лирическая опера "Евгений Онегин" Петра Чайковского на русском языке как никогда часто предлагается немецкоязычной публике. Осенью 2023 года ее поставили как минимум в трех немецких театрах. Сейчас она идет в Ганновере, Дюссельдорфе, а также в австрийской столице - Вене. С марта 2024 года "Евгения Онегина" в постановке Василия Бархатова можно увидеть и в оперном театре Бонна.
Василий Бархатов - один из самых востребованных российских режиссеров на Западе, рассказал в эксклюзивном интервью DW, почему ставит "Онегина" в пятый раз, о своей реакции на войну в Украине и о ситуацим в России.
"Я могу делать только то, где мне есть, что добавить"
DW: Вы уже не первый раз ставите "Евгения Онегина". Как удается находить что-то новое?
Василий Бархатов: 12 лет назад я поставил эту оперу в Вильнюсе. Это была моя первая зарубежная постановка. После этого были Петербург, Висбаден и Стокгольм. И вот теперь Бонн. Это всегда одна и та же история. Но каждый раз я что-то новое для себя находил. Я могу делать только то, где мне есть, что добавить, или есть какая-то тема, с которой мне очень хочется разобраться. Когда открываешь партитуру, все время находишь что-то, что не заметил в Чайковском до этого. Это скорее открытия такие поведенческие, связанные с психологией героев. То, что ты раньше не замечал, а сейчас понял. О, вот теперь сошлось! Теперь понятно, почему она так поступила. Тут же все есть в нотах - подробно записано, что Татьяна или Онегин думают в этот момент.
Бархатов: "Мне в общем-то жалко дурака Онегина"
- Как вы работаете с материалом?
- Я - человек, который идет за музыкой, не за либретто. Так, наверное, правильнее в опере. И одна из самых распространенных и очевидных ошибок - ставить Пушкина в опере. Потому что опера "Евгений Онегин" Чайковского лишь сюжетно имеет отдаленное отношение к тому, что написал Пушкин. Характеры, персонажи Чайковского - совершенно другие. Они по-другому устроены психологически. Это вообще другие люди.
Онегин Пушкина - это такой молодой сноб, который еще не понял, что ему надо от жизни, достаточно неприятный тип. А Ленский - трогательный и светлый. А у Чайковского - скорее наоборот: Онегин - очень сомневающийся человек, который не уверен в себе и слишком зависит от общественного мнения. А Ленский - самовлюбленный литератор, причем достаточно средней руки, далеко не Пушкин.
- А что с Татьяной?
- Чайковский, собственно говоря, подумывал назвать оперу "Татьяна Ларина". Но потом все-таки остался в рамках уже состоявшегося рекламного бренда. Тут вопрос в том, кому ты сочувствуешь. Мне в общем-то жалко дурака Онегина. А Танюша в итоге даже хорошо устроилась. Ее брак с Греминым у Чайковского - не пушкинский: в опере - это не брак от безысходности.
- Татьяна у Чайковского разлюбила Онегина?
- Каждый может сделать свой вывод. Когда она пишет письмо, там невероятное количество музыкальных тем о любви. В итоге Татьяна, по-моему, поняла, что уже не любит, что она освободилась, что это была зацикленность на этом некоем Онегине. В конце она хотела ему сказать: "Я Вас люблю". И прямо посередине, между "лю" и "блю", вдруг поняла, что "блю" уже и нет.
- Эта опера идет на русском языке. А он - не самый частый гость на оперных сценах в Европе. Насколько постановка для немецких зрителей отличается от постановки для россиян?
- Я хочу, чтобы как можно больше зрителей встали на мою сторону, но при этом я не умею делать так, что вот это - для этих, а вот это - для других.
Бархатов: "Мы ошибочные клише возводим в традицию"
- Все-таки россияне выросли вместе с Онегиным и Татьяной… А зрители в разных странах воспринимают постановку одинаково?
- В данном случае я предпочитаю, наверное, иностранного зрителя, чем русского. Или русского, но который не знаком с этой оперой. Потому что это одно из тех произведений, которые мы обнесли таким количеством штампов, несуществующих, которых никогда не было у Чайковского. Один дурак сделал, а потом десять повторили. Мы ошибочные клише возводим в традицию. А про первого дурака уже и забыли.
- У Вас интернациональный состав. Роль Татьяны исполняют две говорящие по-русски сопранистки - Анна Принцева и Тетяна Миюс. Это осознанный выбор?
- Я участвовал в выборе. С Тетяной Миюс мы даже знакомы. Она уже пела в "Евгении Онегине" в Висбадене. А у Анны, если я не ошибаюсь, - это вообще первая ее роль на русском языке за всю карьеру в Германии. Она была этому рада.
- В Боннской опере все чаще используют визуальные эффекты. И вы в своих постановках - тоже. А в этот раз чем решили удивить?
- В этом спектакле я не использую ни одного видео, вообще никакого видеоконтента. Есть вода, есть огонь, довольно сложная декорация, которая движется, и не одна. Здесь все поэтически натуральное.
- Опера XIX века. Как одеты солисты?
- Ну, тут сборная солянка. Что-то между началом XX века и 1950-ми годами с современными какими-то деталями. Потому что, если отъехать в российскую глубинку, ты не поймешь, в одежде какого века перед тобой идут люди. Можно увидеть кого-то в полушубке, словно из XIX века, а кого-то в шапке с надписью СССР.
Бархатов: "Я лично с отменой русской культуры никогда не сталкивался"
- А насколько Вы еще ощущаете себя российским режиссером?
- Я всегда говорю, что я русский, и мне это важно. Сейчас даже в 10 раз чаще стал это говорить. Я хочу, чтобы люди видели меня и понимали, что я - русский человек и режиссер.
- Давайте поговорим про Россию. Когда вы уехали?
- Я уже лет 12 не живу в России. Но иногда работал там, ставил спектакли. Последняя премьера была в России в начале 2022 года.
- Как раз когда Россия начала войну в Украине. Как война отразилась на творчестве и личной жизни?
- Она на всем отразилась. Когда я не работаю, не репетирую, я постоянно читаю новости. Мы все живем этим 24 часа в сутки. Она всюду проникла, отразилась на взаимоотношениях. Мое состояние напрямую влияет на то, какие спектакли я выпускаю. То, о чем я думаю, появляется и в спектаклях. Напрямую ни один из моих спектаклей этому не посвящен. Но это влияет на меня как на человека, на личность, на то, что я делаю.
- В России популярен нарратив об отмене русской культуры на Западе. А что наблюдаете вы, живя и работая здесь, на Западе?
- Я лично с отменой русской культуры никогда не сталкивался. В Боннской опере, где мы сейчас находимся, я ставлю „Евгения Онегина“. Несколько дней назад премьера той же оперы Чайковского состоялась в Дюссельдорфе, который тоже находится на западе Германии. В прошлом сезоне я поставил оперу „Чародейка“ во Франкфурте-на-Майне, „Идиота“ по Достоевскому в Вене, это опера Вайнберга. Все проекты были с большим количеством русских певцов. Я думаю, что каждый директор театра, в какой-то степени страна и регион решают, хотят они работать с русскими произведениями, режиссерами, драматургами, писателями и актерами или не хотят. Лично я ни с чем подобным не сталкивался.
- А можете ли себе представить возвращение в Россию и работу там?
- Очень хотелось бы. Но для этого нужны определенные обстоятельства. Дело не только в войне. Но и в механизмах взаимодействия государства с театром и театральными деятелями, которые запустила эта война. Это все неприемлемо. Я не могу ставить спектакли там, где так беспощадно относятся к России, актерам, режиссерам, театрам, писателям, драматургам, художникам и хореографам.
- Можно ли говорить о коллективной ответственности россиян за войну?
- Сложный вопрос. Ответственны ли мы? Да, ответственны. Но виноват ли каждый? Не думаю. Как хорошо сформулировал Фазиль Искандер, порядочность не предполагает героичности, она предполагает неучастие в подлости.
