Дмитрий Крымов - о русском языке в Латвии и безнадеге

„Записки сумасшедших“ - новый спектакль Дмитрия Крымова, поставленный на русском языке в Латвии. Какова его судьба? И как быть искусству во время войны? Дмитрий Крымов - в интервью Deutsche Welle.

Максим Суханов - с игрушечными танками. Чулпан Хаматова - в костюме божьей коровки. Они - герои новой постановки режиссера Дмитрия Крымова „Записки сумасшедших“ о россиянах. Об артистах, художниках и обо всех тех, кто вынужден заново изобретать себя в изгнании после начала войны России против Украины. Как пришлось изобретать себя заново и самому Крымову.

Латвийский театр отказался от спектакля из-за русского языка

Премьера спектакля „Записки сумасшедших“, поставленного Крымовым на русском языке, должна была пройти на одной из главных сцен Риги: в Латвийском национальном театре. Однако уже после начала продажи билетов театр неожиданно расторг договор, а также ввел мораторий на все гостевые русскоязычные постановки.

Свое решение театр официально объяснил тем, что „при аренде помещения для гостевого спектакля „Записки сумасшедших“ не было должным образом учтено символическое и моральное значение этого мероприятия в контексте российской агрессии против Украины“. „Сцена Национального театра не является подходящим местом для гостевых спектаклей на русском языке в то время, когда Россия и кровавый режим Путина продолжают войну в Украине“, - считают в Латвийском национальном театре.

Для режиссера и команды это стало неожиданностью, но Дмитрий Крымов сказал, что понимает решение театра. В итоге предпоказ прошел не в центре Риги, как это планировалось, а на окраине города - на площадке LED Unit, которая обычно используется для кино- и видеосъемок и где проходили репетиции „Записок“. О спектакле и о своей „новой жизни“ Дмитрий Крымов рассказал в интервью DW.

DW: О чем этот спектакль лично для вас?

Дмитрий Крымов: Это про трагизм, который сейчас происходит с людьми. Разными. Не обязательно - там, не обязательно - здесь. А вообще с людьми. Мы пытались это сделать, чтобы было и смешно тоже. Потому что жизнь - она очень странная: смех появляется даже в драматические, трагические моменты. Я вообще все время ставлю про свое состояние. В каком я состоянии сейчас нахожусь - про это и спектакль.

Почему весь мир ставит эти пьесы „про себя“? Их смотрят не только доктора, не только писатели и не только актрисы. Также и Шекспир - наверное, он лучше представлял себе принцев, дожей, волшебников на необитаемых островах. Он про них писал. Но сейчас, и это уже давно началось, стараются делать „про нас“. Если ставят „Гамлета“ - это про нас. А иначе не имеет смысла про принцев ставить. Еще Станиславский говорил, что не надо ставить про принцев, надо про себя: я - в обстоятельствах принца. А это я - в обстоятельствах этой жуткой атмосферы.

Дмитрий Крымов - о русском языке за пределами России

- Это ваша первая постановка на русском языке после отъезда из России. И именно из-за языка у спектакля возникли проблемы. Какова была ваша реакция?

- Саркастически-юмористическая. Я старался так к этому относиться. Я понимаю, почему они приняли такое решение. Я пригласил на предпоказ и директора театра, и актёров Национального театра, с которыми я там работал. Это чудесные люди, но обстоятельства по-разному складываются, и люди по-разному на эти обстоятельства реагируют.

- Подошла ли для вас новая площадка, которая находится на окраине Риги?

- Мне на этой площадке очень нравится. В первый же день ко мне подошла хозяйка этой площадки и говорит: „Спасибо, что вы здесь. Для нас это большая честь“. Я как-то сразу с облегчением выдохнул. Теперь это - дом. Давайте его обустроим, чтобы было видно и слышно. Буфет здесь уже есть.

- Можно ли расценивать этот шаг как опасный прецедент, потому что это было связано именно с языком постановки, а не с вопросами к вам как к режиссеру?

- Конечно, потому что он рассчитан на вражду. А любой шаг, рассчитанный на вражду, - опасный. Потому что вражда ведет только к вражде. Я почему так стараюсь все на юмор свести… Чтобы не продолжать эту цепочку! Я хочу ее разорвать.

- При этом, наверное, почти треть населения Латвии говорит на русском языке.

- Это их страна. Им решать. Как бы я к этому не относился. По-моему, так делать не надо. Но не гостям, как я, решать этот вопрос. Будем говорить там, где можно говорить. Мы достаточно сделали, к сожалению, плохого - как страна, как представители этого языка - чтобы получить эту оплеуху.

- Планируете ли вы и дальше ставить спектакли в Латвии на русском языке?

- Ну я вообще планирую ставить, когда меня позовут. И я тогда подумаю, соглашаться или нет - по разным причинам. И тогда это будет как-то планироваться. А так... Может, я планирую полететь на Марс, но пока никто не предлагает. Пока в Риге предложений никаких нет. И я занимаю время приглашениями в других местах. Это вообще-то первый спектакль, который я делаю по-русски со времени отъезда из Москвы. Я поставил семь спектаклей, это седьмой за два с половиной года. Шесть были на разных языках: на английском, чешском, литовском и латышском. „Записки сумасшедших“ - первый на русском. Ну вот так… Как бы речка течет по таким вот камням подводным. Но когда дно такое непростое, тогда и река интересная! Я надеюсь, что это позитивно отразится на спектакле.

- Как вам снова работается на русском языке?

- Очень интересный вопрос. В чем-то легче, в чем-то сложнее. Легче, потому что я там все понимаю. Но иногда кажется, что ты понимаешь слишком много. Я уже привык понимать меньше. Я привык заниматься какими-то такими более формальными вещами: ритмической структурой спектакля, образностью.

Для кого новый спектакль Дмитрий Крымова?

- В Латвии большое русскоязычное комьюнити - и те, кто здесь жил раньше, и те, кто приехал после начала войны. Для кого вы поставили „Записки сумасшедших“?

- Я никогда не думаю о том, для кого я ставлю. Я ставлю для себя. Я хочу высказаться. И буду счастлив, если это высказывание кто-то разделит со мной. Я никогда не думаю, кто придет на показ. Придут - уже хорошо. Я верю, что мы на таком языке разговариваем, что нормальный человек вполне поймет и почувствует, о чем мы говорим. Важно выразить. И моя надежда, что люди придут. Они как-то что-то для себя вынесут, что-то сегодняшнее пробьет между нами толщу воздуха. Я говорю про язык театра. Русский язык - это неважно, сейчас такое время, что можно титры с переводом включить, чтобы понимать. Главное - что театр говорит с тобой.

- Вы рассчитываете, что на ваш спектакль будут ходить не только люди, которые лично прошли через этот опыт?

- На предпоказе, например, были студенты. Студенты через этот опыт не прошли, слава богу. Они молодые люди, и они учатся. Это была чудесная аудитория, которая воспринимала юмор и затихала, когда драма. Публика должна быть. Если вообще можно так говорить, что публика должна быть… Человек должен быть открыт к высказыванию другого человека. Будь это просто разговор или картина, фильм или спектакль. Если ты глухой в этом смысле, то тебе ничто не поможет - будь это твой язык или не твой язык, титры или не титры. Ты все равно уйдешь, сказав, мол, я такое видел, это неинтересно. Любопытство должно быть в людях. И скромность по отношению к тому, что ты знаешь - даже тогда, когда ты знаешь очень много.

Знаете, есть такие подводные растения, которые усиками шевелят: или рыбку ловят, или воздух вдыхают, или пьют… Вот это и есть публика. Это есть люди вообще. Как объяснить эту сложную структуру, над которой мы столько времени, столько месяцев трудились? Как это объяснить достаточно просто, не рассказывая буквально, про что это? Но про что это - десятый вопрос. Важно, чтобы оттуда пошел какой-то воздух, который был бы интересен.

Дмитрий Крымов - об искусстве во время войны

- Вы как человек искусства, да вообще театр в целом что может сделать для людей в ситуации войны?

- Почти ничего. Отчаянное положение. Но я просто больше ничего не умею делать, поэтому я тупо это и делаю. Каждое утро я думаю, какое это значение имеет в общем - в той жизни, в которой мы сейчас оказались. Начинает меня просто накрывать и подбрасывать, пока я не встану и не начну чистить зубы или что-то делать. Это настроение как-то уходит в физические упражнения. Ответить на этот вопрос трудно…

Пахнет какой-то безнадегой. Хотя искусство вечно. Это все пройдет, как все войны, как падения империй. Мы разве сейчас переживаем по поводу падения Египта? Нет. Ездим отдыхать туда. А искусство Египта осталось. Все говорят, как оно повлияло на Грецию. И греческое осталось. И потом римское, потом готика, Возрождение - и так далее. Мы - последователи этой цепочки, которая прошла через чудовищные жертвы, смерти, страдания, гибели наций, материков. Искусство остается. При этом чувствуешь каждую секунду, что бессилен. Это удивительно. Я понимаю, что искусство сильнее всего происходящего, но с другой стороны - чувство абсолютного бессилия.