Художник и иконописец Владимир Аншон: "Мы все ожидаем духовного преображения“
Вселенная художника – в его разуме и руках, говорил Леонардо да Винчи. Живописец, сценограф, книжный график, иконописец, реставратор – Владимир Аншон приоткрыл нам двери в свою Вселенную: мы поговорили с мастером о его пути, ориентирах в жизни и творчестве, о Боге и искусственном интеллекте.
Когда переступаешь порог студии Владимира Аншона, будто попадаешь в другой мир. Живописные портреты, графика и коллажи, иконописные работы, театральные макеты, старинные фотографии, афиши и элементы декораций к спектаклям и просто чудные вещицы – „маленький музей“, как говорит сам художник.
Прошлый год выдался для него насыщенным – 35-летний юбилей творческой деятельности, три персональные выставки, завершение знаковых проектов.
Об истоках
– Насколько я знаю, ваши корни – в Эстонии, хотя родились вы в России?
– Да, дед по материнской линии – из Эстонии. У меня с Прибалтикой очень многое связано. В пику тем, кто говорит: „А есть ли у них право здесь жить?“ Потому что мои предки жили в Эстляндской, Курляндской и Виленской губерниях еще с конца XVIII века, а то, что я родился в Нижнем Новом городе – это просто результат перипетий, в которые попали многие вследствие Столыпинских реформ, войн и связанных с ними катаклизмов. Но планеты возвращаются на свои орбиты. И судьбы в руках Божьих, а не в руках людей.
В Эстонии я родился как духовный человек. Этим я благодарен стране. Я вернулся к своим истокам. Корни – не в форме одежды, в национальных рубахах и цвете вышивки, это что-то более глубокое.
– Почему вы не остались работать в Петербурге, ведь вас приглашали известные театры?
– Это важный момент выбора. Вообще человек всегда и существует в выборе, и формируется, и растет. Чем дальше, тем больше я убеждаюсь в этом.
Если я расскажу о причинах, почему я все-таки склонился к Таллинну, многие бы покрутили пальцем у виска. Ведь мечта каждого художника, кто учился в Петербурге, – остаться в этом городе.
Иногда события надо читать как знаки. Помню, был в Эстонии проездом, и меня пригласили поехать в Пюхтицкий монастырь. Приехали. Сажают меня за стол рядом со священниками. Угощают – стол обильный, красивый. И вкусно все.
А дальше я поехал в Петербург. Приезжаю и попадаю на службу в честь 125-летия Владимирского храма. Идет раздача освященного хлеба, и вдруг мне вручают блюдо, на котором лежали эти освященные хлеба. На, держи. Я смотрю на это блюдо, а там – крошки. И тут вспоминаю то, что было в Пюхтице. Так что же я выберу? Символично! Способность у меня такая – жизнь как открытую книгу читать (смеется).
О театре
– Почему сейчас в театре такая упрощенная сценография, тренд на минимализм?
– Одна из причин – изменился зритель. Он воспринимает информацию напрямую, через сюжет. Это связано с виртуальной средой. Чтение почти отсутствует. Художественную литературу зачастую читают по хрестоматиям. А с автором не встречаются.
Ведь удивительная магия литературы – в том, что, читая оригинальный текст, ты через книгу встречаешься с ее автором. Здорово читать старые книги, которые держали в руках другие люди… Так мы соединяемся с прошлым и смотрим в будущее. Виртуальная среда оторвала от жизни и повлияла на способы восприятия.
Но, с другой стороны, сейчас в сценографии есть возможность использовать прекрасный свет, чего раньше не было – одним только светом можно создавать эмоциональное впечатление на сцене. Сценография становится поверхностью, которая будет воспринимать свет, видеопроекцию, визуализацию, поэтому сама она становится нейтральной.
Но все равно живой театр должен победить виртуальную реальность. Людям это нужно.
– А если видение художника не совпадает с режиссерской трактовкой пьесы?
– В литературном материале столько заложено! Особенно, если это хороший материал. Поэтому у каждого – свое видение, которое хочется отстаивать. Некоторый антагонизм существует между режиссером и художником, но он идет на пользу совместной работе. Иногда и коллективно приходим к общим идеям.
– Были случаи, когда с режиссером возникало полное совпадение в плане видения спектакля?
– Конечно, это было и с Эльмо Нюганеном. И с Адольфом Шапиро – он тот режиссер, у которого я многому научился. Прислушивался к нему, старался его понять.
– Кого из мировой современной режиссуры считаете знаковым?
– То, что сейчас на слуху, мне не нравится. Сейчас на спектакли идет определенный политический заказ. Я называю это „душевычерпывающий театр“.
Искусство – вещь интересная: если работает талантливый человек, пусть он даже чего-то не понимает, из-под его рук, бывает, рождается произведение вопреки идее создателя. Сам материал – гораздо больше, чем то, что создатель конкретизирует. Это и есть театральное чудо – когда кроме того, что лежит на поверхности, режиссер, сам того не зная, открывает и другие смыслы, и зритель его понимает.
Как в поставленном по Б. Брехту спектакле Русского театра – проблемы не одной страны, а всей нашей цивилизации в целом. Все как бы скрыто за занавесом. Но вот начинается последний акт, занавес поднимается, а там – кирпичная стена. А мы думали, что есть дверь. В общем, к этому знаменателю мы все идем.
О вере и знаках судьбы
– В вашей жизни был период, когда вы оставили театр и уехали в Пюхтицу. На чем было основано такое решение?
– В 1999 году я вернулся в Эстонию из Праги с премией UNESCO. И мне была предоставлена возможность выставить свои работы в Таллинне, в галерее Kunstihoone. Но на открытии кем-то из официальных лиц была брошена фраза: „Хоть он и русский, но пусть здесь работает“.
Когда такое звучит, человек, автор фразы, не понимает, что он произносит… Возникают вопросы. Почему человек, который знает свои корни – не только в Эстонии, но и в Латвии, и в Литве – не имеет права здесь работать. Точнее, должен заслужить это право?
В 2002 году по благословению игуменьи Варвары я перешел на работу в качестве художника в Пюхтицкий монастырь.
Но была предыстория. В 1996-м, через 10 лет после моего крещения, я встретился с одним очень известным старцем. Встреча с ним для каждого человека – судьбоносна. Некоторые священники боялись к нему ехать – вдруг он скажет, что тебе нужно сан снимать. У многих после поездки к нему жизнь менялась кардинально.
И мне он сказал слова, которые стали ключом ко всей моей жизни, – определил задачу, которую я решал и решаю до сих пор. Как в пьесе – важно найти ключевую фразу, которая определит весь спектакль.
И еще на решение повлияла моя поездка в Иерусалим в 2001 году, на которую ушли все наши семейные сбережения. Это была мечта, которую мы решили осуществить.
Поехали как паломники. Тогда в Израиль непросто было получить визу. Русская духовная миссия нас пригласила, а синагога помогла. Во время обострения военных действий во многих святых местах, где обычно не протолкнуться от огромного числа людей, никого не было. Были только мы с супругой и сопровождавшие нас монахини – в ближнем соприкосновении со святынями и самим Христом в незримом присутствии.
– Как работа в Пюхтице повлияла на вашу жизнь?
– Это духовный опыт, когда многие вещи открываются по-новому. На этом пути любому человеку трудно, если он идёт в гору. Были, конечно, и срывы, и ошибки, и искушения. С Божьей помощью все преодолимо.
Цели не будут отменены
– То, что сейчас происходит вокруг Русской православной церкви, закончится когда-нибудь?
– Нет, не закончится. Цели, которые поставлены, не будут отменены.
– Вы имеете в виду политику?
– Нет, это слишком мелко. Выше. Церковь воинствует против духов злобы поднебесной, и это – тоже мощное войско. У них – свои адепты, свои министерства. И борьба будет продолжаться до конца времен.
Церковь может лишиться каких-то внешних атрибутов и удобств. Но внутренняя направленность к Христу и самое важное, что может происходить, – литургия – вне времени. Будь то пенек где-нибудь в ГУЛАГе или тело убитого товарища, или старый гараж, приспособленный для служения и литургии. Будь то необитаемый остров Тубабао в Тихом океане, на котором когда-то русская диаспора – около 6000 человек – находилась после вынужденного бегства из Китая, возглавляемая „русским Моисеем“ – Иоанном Шанхайским, архиепископом Сан-Францисским.
Удивительный человек, которого при жизни почитали не только православные, но и верующие других конфессий. У него помимо духовного образования было и юридическое, и в свое время он смог убедить Конгресс США предоставить русским беженцам право на постоянное жительство в США.
– Как думаете, почему сейчас мир так бурлит?
– Есть циклы, когда решается очень многое. Переход на новый технологический уклад. Происходит пересмотр ценностей – человека хотят переформатировать под предлогом эволюции. Но это неверное понимание эволюции – когда переход на новые энергии воспринимается как нечто материальное.
На самом деле, мы все ожидаем другого преображения – духовного.
Мы пришли к такому моменту, в который цивилизация сотворила нематериальную реальность. Это – некий предел, и нужно идти дальше – за пределы материального мира.
Но это должна быть не искусственная субстанция, а духовная реальность. То, что не связано напрямую с этим миром, а то, что рождается внутри нас. А мы все равно создаем некий аналог, в котором все строится в основном на обслуживании наших инстинктов и спускается на абсолютную почву человеческих страстей, жажды власти, силы.
О системе ценностей
– Что посоветуете молодым, как выбрать ориентиры? Сейчас ведь много чего транслируется…
– Не надо быть конформистом. Но это, наверное, явление времени, связанное с тем, что поэзия не выживает. Потому что поэзия – это всегда нонконформизм. Человек же чаще всего идет на сделку, компромисс – не только с обществом, но и с самим собой.
– Как отличить плохое от хорошего?
– Это сейчас самое трудное. Мы живем во время всеобщего супермаркета, где представлены разные вещи, но все они лежат на одной полке – без иерархии. Критериев выбора как бы нет.
Одна из задач театра – формировать понятия добра и зла, отделить одно от другого. Но когда критериев нет у тех, кто работает в театре, то и зритель ничего не получает.
Идея плюрализма исключает идею иерархии. А мир – иерархичен. Даже если вы возьмете таблицу Менделеева, там каждое вещество имеет свою валентность, свой вес, занимает свое место. Плюрализма в таблице Менделеева нет. И в духовном мире есть своя иерархия.
Есть система ценностей, которая дана нам в десяти заповедях. Скрижали, написанные не на бумаге, а в сердце человека. Но важно слышать голос этих скрижалей внутри себя.
Еще великое дело – рассуждение, в этом также проявляется иерархия. Умение определять, что можно поставить на главное место, а что второстепенно. Это – одна из самых сложных задач. В том числе, кстати, и среди церковных деятелей. Там тоже такая проблема стоит.
Что главнее – жертва или жертвенник? И что сейчас соответствует этим понятиям, в ситуации, когда требуется пожертвовать меньшим ради сохранения более важного? Это понятия концептуального порядка.
ИИ не сравнится с художником
– Искусственный интеллект (ИИ) заменит человека?
– Заменит, наверное, если человек позволит. Здесь надо напомнить искусственному интеллекту, что он – искусственный. Он не поднимается выше своего создателя. Художник в широком понимании этого слова, когда творит, проводит свое произведение через более высокую реальность. Он видит объект, наблюдает его. Наблюдение – это внутреннее впечатление. Внутреннее впечатление – это эмоциональная реакция, которая находится в сфере чувств – неподвластной искусственному интеллекту. И также есть сфера осознания – когда впечатление от реальности пропускается через этот мир, и потом реализуется в третьей реальности – в том, что человек создает.
В этот процесс ИИ войти не может. И никакая картина, им созданная, не сравнится с тем, что делает художник.
Задача художника – не создавать какие-то ребусы, а творить так, чтобы на каждом уровне человек мог воспринять то, что ему показывают. Все остальное он воспримет как импульс. И этот импульс, сформированный художником, должен быть положительным. А мы часто видим, что в театре импульс формируется инфернальным. И не только в театре, к сожалению.
– Вера нужна людям?
– В тех обстоятельствах, в которых мы находимся, просто необходима. Мы и не выживем без веры. И потом, жить на Земле и не встретиться с Богом – это зря прожитая жизнь. Дойти до этого в мысли, что ты не просто так родился от сочетания генов, но в тебя вложили еще душу… Совокупность материальных атомов, химических процессов – все погружено в божественную энергию, ею мы движемся и дышим. Если Его нет, ты просто не рождаешься как духовная Личность.
Внутренний духовный человек должен вырасти при жизни – трудно, со страстями, со всякими внутренними демонами – справиться с ними можно через выбор.
О любви к себе и ближнему
– С супругой вы в Петербурге познакомились или уже в Эстонии?
– В Эстонии. В этом году будет уже 33 года, как мы вместе.
– В чем секрет счастливых семейных отношений?
– Есть притча у христиан. Когда апостол Петр с ключами стоит у ворот рая, подходит человек, у которого грехов не счесть – целая связка в руках. И Петр его спрашивает: „Одна супруга была? Брак венчанный?“ – „Венчанный, одна“, – мужик отвечает. „Ну тогда проходи, а это оставь здесь“, – и забирает у него связку.
Долгий брак – это когда вода жизни превращается в вино. Камушки, которые друг об друга трутся, потом становятся гладкими голышиками – то, что и нужно получить в финале. Моя супруга до сих пор шлифовкой занимается (смеется).
– Какие для вас самые главные качества в человеке?
– Наверное, способность воспринимать окружающих не через свое собственное я, которое обычно не позволяет выслушать другого. Открытость, способность сопереживать, сочувствовать другому человеку. То, что в самом максимальном проявлении называется любовью к ближнему. Себя полюбить – значит и ближнего полюбить… А как такое возможно? Все же такие ужасные люди вокруг (улыбается).
О будущем
– Какие новые проекты планируете?
– Важная страница моей жизни сейчас закрылась: я завершил очень большую работу в монастыре – в нее было вложено много сил не только моих, но и всей моей семьи.
Строительство нового храма – очень трудная работа. Мне жаль, что она была сопряжена с человеческими потерями. С некоторыми не удалось сохранить отношения, я потерял их расположение. Не потому, что я расталкивал кого-то локтями. Меня самого на полтора года от этого проекта отлучили.
Зато за это время я сделал, по тому же благословению, раку для Блаженной Екатерины. По мнению людей, да и специалистов, получился красивый храм.
С художественной точки зрения в своих поисках я опирался на те разработки, которые были предложены главным архитектором – Михаилом Тимофеевичем Преображенским, автором Пюхтицкого монастырского ансамбля. Это стилистика русского модерна, историзма – и во внешнем декоре, и во внутреннем убранстве. Здесь я хотел бы отметить и вклад главного специалиста и архитектора Ларису Викторовну Ушничкову, которая заложила основу всего проекта.
Также не стоит забывать, что это – храм-памятник, он освящен во имя святителя Алексия, митрополита Московского, и великомученицы Варвары.
Сейчас я работаю в своей студии, вынашиваю планы дальнейшей жизни и делюсь своими знаниями с учениками – каждый желающий может прийти ко мне заниматься живописью.
– Юмор допускаете в своем творчестве?
– Нельзя к себе серьезно относиться, чтобы в прелесть не впасть!