Юрий Лоза: мой концерт будет событием, которое больше не повторится
В преддверии своих концертов в Эстонии — 10 марта в Таллинне и 11 марта в Нарве — известный российский музыкант, автор и исполнитель песен Юрий Лоза поделился с “Инфорингом” своими мыслями о современной эстраде, культуре, особенностях настоящей русской музыки, а также объяснил, почему его предстоящие здесь выступления можно считать в определенном смысле уникальными.
Знакомые песни живут в душе
- Мы наверняка на здешних концертах услышим “На маленьком плоту…” и другие ваши давно знакомые песни. А среди новых композиций, которые, конечно, тоже будут в программе, есть ли такие, про которые вы можете сказать: хочу, чтобы и они стали такими же знаковыми, как “Плот”?
- Нельзя планировать суперхит, потому что существует слишком много факторов, чтобы песня стала суперхитом. Запланировать такую знаковую песню, как “Плот”, которая живет уже больше 30-ти лет, невозможно. Тут надо, чтобы как-то звезды совпали, а это уж от человека не зависит.
Что касается новых песен, то во всем мире используется определенная практика: кто бы ни приехал на гастроли он исполнит не более 25 процентов новых песен. Так устроена натура человеческая: люди идут на концерт за определенными эмоциями, которые связаны с определенными песнями. Концерт у нас не резиновый, и если я новые песни поставлю, а старые поубираю, то зрители останутся в недоумении: как так, я хочу послушать вот это и это, а звучит то, чего я не знаю! А разница-то существенная. Те песни, которые знакомы, они живут уже там — в душе. А новые — их, как и всю новую информацию, надо еще понять, усвоить… это нелегкая работа. Старые песни можно слушать, не напрягаясь, они как бы расслабляют тебя.
- Ну и все-таки, оценивая свой творческий багаж, хотя бы шестым чувством вы понимаете, что есть в нем такое, что может вот так же однажды “выстрелить”?
- Песня “Плот” многими называется песней поколения. Передача “ДОстояние РЕспублики” на Первом канале два года назад устроила телевизионный конкурс самых значительных песен прошлого века, и “Плот” безоговорочно победил. То есть это уже не просто песня — это песня, привязанная к определенному времени, определенному состоянию, определенному виду государственного строя и т.д. Не зря когда Балабанов снимал свой фильм “Груз 200”, то искал песню, которая бы “отбросила” все это повествование в восьмидесятые годы, поэтому вышел на меня с просьбой о возможности использовать “Плот” в картине.
О миноре и мажоре
- В одной давней статье о вас можно прочитать примерно следующее: герой песен Лозы — парень из толпы, который просто живет, как живем все мы. Значит ли это, что ваша аудитория и сегодня — это люди из поколения 50-60-летних? И ставите ли вы целью завоевать аудиторию новую?
- Я в песнях практически не употребляю слова “мы”. Я всегда пишу от первого лица. Поэтому герой Лозы — всегда сам Лоза. Ситуации, на которых строится сюжет, не обязательно происходили со мной, но они прошли через призму моего восприятия, и, конечно, герой моих песен будет на меня немножко похож. А значит, его возраст — уже пенсионный, и он будет вызывать какие-то теплые чувства у моих ровесников. Новое поколение смотрит на меня как на анахронизм. Елки-палки, молодому человеку двадцать, а мне шестьдесят. Два поколения прошло. Конечно, они мои песни воспринимают даже не как “папины”, а как “дедушкины”.
- Но, может, из этого молодого поколения хотя бы малая толика ходит на ваши концерты и тоже слушает, открыв рот от изумления?
- Каждое молодое поколение со временем разделяется. В неравной, конечно, пропорции. Меньшая часть перестает воспринимать культуру как нечто “модное”, нечто “наше”, а воспринимает как культуру вообще. То есть, взрослея, люди перестают смотреть на себя через увеличительное стекло поколения, моды и стиля и начинают понимать, что Моцарт — не “старый” и не “новый”, а просто Моцарт, что Пушкин — не “старый”, не “новый”, не “наш”, не “ваш”, а просто Пушкин. Для этой аудитории какие-то произведения перестают принадлежать некоему времени, стилю, моде. Ну вот, есть просто Лоза, у него есть песни, и они — вне времени… Эти люди начинают носить не “модную сегодня” одежду, а ту, которая нравится им лично, слушать не то, что “нравится поколению”, а составлять какую-то свою программу из всего богатства музыки.
Бóльшая часть, конечно, поступает так, как это было показано в одной телерекламе пива: что делают молодые люди, когда у них есть свободное время, — бегут за “Клинским”. Им это вбивается, они берут рекламные слоганы и строят жизнь по ним. У них модные шмотки, модные стили, модная музыка, подаваемые как “наша музыка”, “наши кумиры”, “наша жизнь”.
- Когда слушаешь среди ваших песен ту, где поется “Вот мне и стало за тридцать… мне уже многое поздно”, то невольно приходит мысль — не есть ли она некий гимн потерянному поколению?
- Ну, извините, там же позитивный финал — “…но я умею мечтать”! Если человек не теряет способность мечтать, значит, у него все в порядке с головой.
- Некоторые считают, что мечты — это такая эфемерная категория, что с ней и считаться не стоит.
- Потерянное поколение уже не мечтает. Потерянное поколение смирилось. У них нет перспектив и планов. Мало того, если мы возьмем потерянное поколение, скажем, времен “лишних людей” в русской литературе, то мы поймем, что Печорин и все остальные из этой когорты — тоже люди без мечты.
- Кстати, да, помнится, Евгений Онегин не особо мечтал…
- И Онегин, да, тоже как бы человек без будущего.
- Но все же, если подняться на высоту птичьего полета над вашими песнями, по крайней мере, широко известными, кажется, что в них так или иначе присутствует, а где-то, может, и доминирует грустное начало. Это ложное впечатление?
- Нет-нет, это не грустное. У меня минорный строй души, как и каждого русского человека. Почему у нас не приживаются мажорные стили? У нас совершено не прижились рок-н-ролл, кантри, которые очень популярны в Америке. Все эти стили пытались играть в России, и я пытался играть, и все они прошли мимо нашего народа, потому что они все строятся на мажорном аккорде, мажорной тональности. А все наши песни, даже самые залихватские, самые разухабистые — скажем, любая “Цыганочка” — это все равно минор. Этот минор может разойтись до очень быстрого темпа, может дойти до мордобоя, до разрывания рубахи на волосатой груди, тем не менее останется минором. У нас минорное восприятие мира, мы немножко другие, мы так чувствуем…
- У нас такой культурный код, как теперь говорят.
- Можно и так сказать. Он замешан на минорном аккорде. Да еще и построение этих аккордов таково, что, скажем, дорийский стиль — тоже минорный, который используется в ирландской и английской музыке, — нам не очень подходит. У нас — “Цыганочка с выходом”, вот это наш стиль. И мы считаем это мажорной песней, хотя там большинство минорных аккордов. Мы считаем это веселой музыкой, понимаете.
- Веселый минор.
- Да, такое своеобразное сочетание. Как “Старый Новый год”.
“Говорю о том, в чем разбираюсь”
- У вас и книга написана “Научу писать хиты”…
-…я привезу в Эстонию несколько книжек.
-…и даже пьеса “Культур-мультур”. Это что — поиски каких-то новых поприщ, кроме музыки?
- Меня отец учил: лучший отдых — смена деятельности. Вот я сейчас пишу киносценарий, потому что мне просто интересно этим заниматься. Будет он реализован или нет — не знаю, сначала мне надо его создать, а потом уже говорить о реализации. Заранее брать это на себя как оплаченную работу, наверное, могут только профессиональные сценаристы, которые уверены, что у них все получится замечательно, а даже если не получится, то они результат все равно куда-нибудь пристроят.
У меня нет такого задания ни от какой редакции, ни от какого сценарного агентства, ни от какой киностудии, мне просто пришла в голову интересная история, и, думаю, если мне удастся ее изложить так, как я задумал, то она может вызвать определенный интерес у киношников. Мало того, я поговорил со специалистами в сценарном деле, они все говорят, что на хорошие сценарии сейчас голод. Почему бы мне не попробовать написать?
- В Интернете о вас: “за Лозой закрепилось звание критика современной российской эстрады”. Вы действительно критикуете больше, чем критикуют остальные ваши коллеги, или вас просто журналисты чаще вытаскивают, или это сознательное создание себе такого имиджа?
- Конечно же, это работа журналистов. Скажем, из часового разговора при съемках передачи выдергивается одна фраза, рабочий момент — “…Гагарин в ракете лежал”, и подается как общее целое. В результате у меня возникает куча врагов, которые говорят “да с кем ты себя сравниваешь!”, “это великий человек, а ты говоришь, что он ничего не сделал!!”. Я отвечаю: я, что, сказал, что он ничего не сделал?! я сравнивал Гагарина с сегодняшними космонавтами, но их убрали, а оставили вот этот кусок! Мы долго говорили о том, что Гагарин и сегодняшние космонавты, с точки зрения деятельной активности на орбите, несравнимы. Они сейчас там чуть не в бадминтон играют, а первый человек, который прорубил дорогу в космос, в ракете просто лежал. Но нет — против тебя работает вырванная из контекста фраза, и попробуй что-то докажи.
Недавно у меня был скандал в одной из серьезных новостных программ. Они взяли у меня интервью, а потом дали под безумным заголовком. Я им звоню: посмотрите в тексте — разве там есть хоть что-нибудь из того, что у вас вынесено в заголовок? Знаете, что мне ответили: “А у нас другой человек пишет заголовки”. Один берет интервью, а другой придумывает к нему заглавие, и это заглавие не всегда связано с текстом, оно как бы должно лишь привлекать…
- Но все-таки, Юрий Эдуардович, о чем-то из своих высказываний вы потом жалеете? Или под всем, что вы сказали когда-то журналистам, готовы подписаться и сейчас?
- Да, но в том контексте, в котором я сказал это. Мне неоднократно уже говорили: может, тебе вообще бросить общаться с журналистами? Я говорю — а как я могу не общаться? Они задают простой вопрос, я даю простой ответ, и часть-то журналистов порядочная, они передают мои слова так, как те и прозвучали. К тому же я ни слова еще не сказал в разных интервью, например, о микробиологии, о том, как размножаются киты-касатки или как влияет на эклиптику Юпитера движение кометы Галлея. Я об этом понятия не имею, а говорю только о том, что действительно знаю или в чем разбираюсь.
Авторитет создающего
- Вы российскую эстраду критиковали еще в начале 2000-х, а наверняка даже и раньше. Однако кажется, что с тех пор в ней ничего не изменилось. А как вы думаете?
- Я критиковал само устройство нашей эстрады. Когда общаюсь с иностранцами, а мне приходится это делать (недавно, скажем, калифорнийская группа перепела “Плот” на английском языке, у них уже треть миллиона просмотров на “Ютубе”), я всегда задаю им вопрос “что ты делаешь в этой жизни?”. Иностранный артист достает компакт-диск и говорит: “Делаю вот это”. “Полтора-два доллара — производство компакта, пятнадцать-семнадцать долларов — продажа. “Вилочка” в двенадцать-тринадцать долларов — вот на нее и живу, на ней зарабатываю”. Продал миллион дисков — заработал 13 миллионов долларов. Логично? Логично.
У нас немножко по-другому. У нас, когда спрашиваешь “что ты производишь”, в ответ не достанут компакт… Ну я не представляю, чтобы человек пошел в магазин покупать CD Бори Моисеева. Потому что Боря Моисеев не производит музыку, он производит понты, рекламу самого себя, эфиры и т.д., но не музыкальный продукт. А я произвожу. Есть компакты с моими произведениями, мало того, еще и нелицензионные, на которых я за свою жизнь оставил людям сотни и тысячи автографов.
По-разному мы устроены. У них — шоу-бизнес, а у нас музыкальная тусовка…
- Так это и остается до сих пор?
- Совершенно верно. Потому мне и говорят редакторы, когда я прихожу с новой песней: “У меня эфир не резиновый, я тебя вставлю и должен буду убрать какого-то артиста, который без этого не проживет…”. Имеется в виду, что я смогу прожить и без этого, я музыкант, я могу написать и стихи, и книгу. У меня есть музыка и к фильмам, то есть не только песни. “Ты даже в переходе с гитарой встанешь, сыграешь — и тебе подадут. А вот Борю Моисеева я завтра перестану показывать, и послезавтра он встанет в очередь за бесплатным супом…”.
Мало того, очень мало вещания музыкального на наших каналах, поэтому за показы страшная драка идет. У меня песня про Новый год, тринадцать лет назад написанная, не попала ни в один из новогодних концертов…
- “Ветер одинокой бабе снежной песни поет…”
- Да. И вот в этом Новом году ее взяли… Меня пригласили для интервью на канал “Дождь”. Я спел эту песню, потом посмотрел готовую передачу — из трех куплетов два выкинули. Оставили перекуры ведущих, их проходки в туалет, оставили всю их болтовню, всю хрень, которую они там только могли собрать, а песня моя не поместилась. Вот отношение вообще к артисту и к его музыке.
- Сегодняшнюю ситуацию в культуре можно сравнить с человеком, который идет навстречу очень сильному ветру, а “ветер” этот — социальное отрицание и социальный пофигизм…
- Это эмоциональная оценка. Просто у нас пиарятся определенные люди, и если они сами не обладают большими талантами, значит, надо создать окружение, на фоне которого они бы смотрелись достойно. Скажем, я давно вывел формулу медийного существования для начальника: расплоди бездарностей, и на их фоне твоя посредственность покажется талантом. Да это еще Маккиавелли сказал об управлении: руби башку всем талантливым, пусть будет серая масса, и на их фоне будешь казаться исполином. Старинный способ.
Поэтому у нас все интересное убирается или зажимается. В том числе авторское начало из телевидения, из медиапространства, вообще отовсюду. Скажем, есть композитор Богословский, который написал “Темную ночь”, и есть пятьсот исполнителей, которые ее спели. Уровень Богословского в сто раз выше, потому что он способен создать произведение, а спеть его могут многие… А теперь вспомните: когда вы смотрите музыкальную передачу, то видите, как там ходят важные артисты, они в перьях, их облизывают, они все в лучах славы, а после окончания передачи в титрах побежали фамилии авторов. Тр-р-р — и прочитать ничего невозможно… Это общая ситуация в нашей стране: большие важные исполнители, и совсем незначительные люди, которые все это создают. Авторитет создателя, как правило, убран очень далеко.
- Юрий Эдуардович, скажите все-таки что-нибудь оптимистичное под конец.
- Время лечит всех и все. В любом случае, мы ведь живы. Сколько было разных тяжелых периодов в истории человечества, а ничего — мы с вами сейчас разговариваем бодрыми голосами. Благо, все движется вперед. Значит, общая тенденция у человечества правильная. Выживать, искать точки соприкосновения, искать пути решения проблем. Мы этим занимаемся. Мало того, есть и положительные примеры. Например, первый приезд Юрия Лозы в марте в Эстонию. Это событие из разряда “один раз в жизни”, и на концерт обязательно надо сходить.
- Вы с Эстонией ранее концертной деятельностью связаны не были?
- Я очень мало работаю концертов, я не трудоголик, поэтому мой приезд — это событие, которое в этой жизни повторяться, скорее всего, не будет, и этот концерт надо обязательно посмотреть.
- То есть нам предстоит уникальная возможность, и это не преувеличение?
- Конечно. Другого случая не предвидится.
- Остается этим случаем воспользоваться.
